Мартин Уэйтс - Женщина в черном 2. Ангел смерти
Из бункера, вырытого в склоне холма, вышел и направился к ним человек. Крепко сбитый, на вид лет сорок, на ходу он застегивал френч и развязывал носовой платок, обмотанный вокруг шеи. Увидев женщин и детей, человек остановился, изумленно и сердито уставившись на Гарри.
– Что здесь происходит, капрал?
Ева изумленно воззрилась на Гарри – тот, покраснев до ушей, неловко откашлялся.
– Этим людям необходимо переждать здесь несколько часов, сержант Коттерел. Они эвакуировались из Лондона. Их дом… разрушило вчерашней бомбежкой. Я помогу им найти транспорт, чтобы уехать.
Коттерел, явно не в восторге от ситуации, взглянул на детей, потом – снова на Гарри.
– Вам бы следовало сначала утрясти вопрос со мной, капрал.
Судя по виду Гарри, больше всего на свете он мечтал провалиться сквозь землю.
– Так точно, сержант. Я сожалею.
Коттерел нащупал языком кусочек еды, застрявший между зубами, высосал, проглотил и благосклонно кивнул.
– Ладно. Только не позволяйте им отвлекать вас от ваших непосредственных обязанностей.
– Да, сэр.
Коттерел вдохнул воздух и медленно, с облегчением выдохнул:
– Оперативная сводка на нынешнюю ночь спокойная. Так что на дежурстве оставляю вас одного. Если ситуация изменится – подключайте команду.
Гарри отдал сержанту честь, и тот пошел прочь. Ева обернулась к Гарри:
– Гарри? Что тут творится?
Гарри взял ее за руку и отвел в сторону, чуть поодаль от остальных. В небе собирались грозовые тучи, день, еще недавно светлый и ясный, становился почти по-ночному темным. Убедившись в том, что их никто не услышит, Гарри заговорил:
– Это фальшивый аэродром. – Посмотреть Еве в глаза он был не в силах. – Создан для того, чтоб нацисты бомбили его, а не настоящий. Мы передвигаем огни, чтобы казалось, будто самолеты перемещаются. А еще зажигаем костры, чтобы немцы думали, что они по нам попали. Мы – декорация.
Он вздохнул.
– Но вы говорили, вы – летчик. Говорили, вы – капитан…
Задрав голову, Гарри смотрел в грозовое небо.
– Я был и летчиком, и капитаном. Когда-то. Но после того падения я… – Ладонью он утер глаза. – Простите, ветер. После того падения я… черт… я больше не мог летать. Меня понизили в звании и сослали сюда. Моральная неустойчивость – так они сказали. МН. В переводе на нормальный язык значит, что меня признали трусом. Официально.
Несколько минут они молчали, но потом Ева нарушила тягостную тишину.
– Но почему вы мне не сказали? – спросила она тихонько.
Гарри издал смешок, больше напоминавший сдавленное рыдание:
– Мне нравилось, каким вы меня воображали. Я жалок, верно?
Медленно Ева подняла руку, коснулась ладонью его щеки и улыбнулась. Гарри отдернулся, ровно от пощечины.
– Вот она, опять эта улыбка. Эта таинственная улыбка. Вы снисходите ко мне?
Ева покачала головой и снова коснулась ладонью его щеки.
Впервые с начала разговора Гарри посмотрел на нее по-настоящему и увидел наконец то, что сияло в ее глазах, предназначенное лишь для него одного. Ева улыбнулась еще, и на сей раз у Гарри не возникло сомнений, что означает ее улыбка, – улыбка, на которую он не мог не ответить.
Ева потянулась губами к его губам – и он поцеловал ее.
Станем опять друзьями?
Бункер, выкопанный прямо в склоне холма, у подножия, при других обстоятельствах вызвал бы всеобщую бурю восторга – потрясающее место, настоящее приключение! Но сегодня… сегодня дело было иное.
Дети сбились в кучку у входа, тесно прижимаясь друг к дружке, не желая упускать друг друга из виду.
Все, кроме одного.
Эдвард замер чуть в сторонке от остальных. Он не замечал, что с ним происходит. Не поднял глаз, когда миссис Хогг проследовала за угрюмым сержантом внутрь бункера, не затревожился – вдруг с ней там что-нибудь случится и она не вернется? Даже не стал подсматривать за мисс Паркинс и ее капитаном, целовавшимися и обнимавшимися поодаль, среди фальшивых самолетов.
Просто стоял, заложив руки в карманы, полностью погруженный в свои печальные мысли.
Неожиданно до него донесся чей-то шепот, потом еще и еще – и на мгновение Эдварду показалось, будто он вернулся в дом на острове и снова прислушивается там к голосам из далекого прошлого… однако нет: шептались остальные ребята, и очень скоро Эдвард расслышал, что говорят они о нем.
Эдвард изо всех сил постарался сделать вид, будто ничего не слышит, и постепенно начинал улавливать обрывки разговора.
– Том его доставал, прям проходу не давал… – голос Руби, ее грубоватый выговор прирожденной кокни, явственно различимый даже на пониженных тонах.
– А Джойс на него наябедничать грозилась, – подхватил Фрейзер. Эдварду и смотреть не надо было, чтобы догадаться, как таращит малыш сейчас глаза.
– И вы гляньте, чего с ними случилось, – снова Руби, с малолетства приучившаяся копировать манеру говорить своей мамаши и полностью разделявшая ее уверенность, что достаточно о чем-то заявить, и заявить эффектно – и никто не усомнится в твоей правоте. – Скажете, не похоже на правду?
– Слышьте, вы, – заговорил Джеймс, кажется, начинавший злиться всерьез и пытавшийся заодно продемонстрировать лидерские качества, – вы это… утихните. Заткнитесь вы все. Сами бы послушали, чего плетете – дурь ведь полная.
Остальные, и верно, примолкли. Эдвард немного расслабился. В душе невольно поднялась симпатия к бывшему другу – жаль, никак ее не выразить.
– А я думаю – это он. Он это сделал.
Эдвард похолодел – голос девочки был знаком ему даже слишком хорошо. Флора. Раньше она была его единственной союзницей, неизменно принимала его сторону против всех, и… теперь это закончилось.
Эдвард покосился на Флору и увидел в ее лице боль, обиду… и кое-что другое, куда более ужасное. Страх. Флора боялась его. Боялась панически, до ужаса.
Эдвард отчаянно хотел что-нибудь сказать или хотя бы заплакать – и не мог. Загнанный в темницу собственного тела, он был способен лишь молча стоять и слушать, как обсуждают его другие, да делать вид, что не слышит.
Руби, вдохновленная реакцией Флоры, снова пошла в атаку.
– Джеймс, – сообщила она тревожно, – а ты-то… ты молоко его пролил.
– Ничего я не проливал, – вскинулся Джеймс, пытаясь не обращать на слова Руби внимания, однако по неуверенному тону было ясно: девочка его зацепила за живое.
– Еще как пролил-то, – торжествующе парировала Руби.
– И еще ты это… ты в комнате его запер тогда, вот, – подключился Элфи.
– Том его запер, – огрызнулся Джеймс раздраженно. – Том, а не я!
Эдвард увидел: Фрейзер поднял руку и ткнул в Джеймса пальцем, его глаза чуть из орбит не повылазили:
