Рубин Алекс - Голос крови. Антология
— Зачем туда ходить? У меня дома плазменная панель.
Кажется, ее смех настолько громкий, что сейчас выскользнет из подвала на верхние этажи и разорвет перепонки абитуриентам, профессорам, вахтерам… Хорошо, что на минус первом отличная звукоизоляция.
Тварь хохочет до слез, мотает головой и неуклюже тарабанит кулаками по днищу бокса. А когда успокаивается, смотрит снисходительно, будто впрямь прожила намного дольше, и спрашивает с укором:
— Да что ж ты за человек такой? Какой — такой?
Такой, как кто?
Доктор Триген прячет ручку с блокнотом в карман и отворачивается к пульту, чтобы скрыть растерянность.
Он в самом деле растерян. Возможно — напуган своей растерянностью, самим фактом ее появления. Неожиданным сбоем от брошенной вскользь фразы, которая не укладывается ни в одну из матриц его мироощущения и самоопределения. Он никогда не задавался вопросами самооценки или значимости в этой системе координат. Ему никогда не задавали вопросов о нем с позиции личностных характеристик. Только о его работе, его формулах и опытах. Он сросся со своими работами. Он сам — незаконченный дорогостоящий и длительный опыт. Лабораторная крыса — не более.
И не по себе от того, что за несколько дней нелюдь узнала его лучше, чем люди за годы.
Может, потому что присматривалась?
Разве так должно быть?
* * *
Без подначек, издевательств и вопросов в лаборатории пусто, безжизненно. Тварь молчит, не одергивает руки от игл, не жалуется на донорскую кровь, спокойно переносит скальпель.
— Убил бы уже хоть. Чтоб не мучилась — первое и единственное, что слышит доктор Триген за полдня.
И машинальное «не положено» застревает в горле.
Спустя час он устраивается в кресле напротив Хозьева и отказывается от предложенного из вежливости кофе. В помпезном кабинете как никогда душно, пахнет дорогим парфюмом и лишними людьми.
Их трое. В черных костюмах, светлых сорочках с запонками, очках с антибликовым покрытием. Их нельзя назвать неприятными, просто работа у них такая — промывать мозги и выкручивать руки.
— Согласно вашему последнему отчету, — самый высокий, с золотым зажимом для галстука, листает сшитые в переплет распечатки, — мутацию вызывает фермент, присутствующий в человеке.
Он делает паузу и смотрит поверх бесполезных очков (или они нашпигованы какой-нибудь электроникой?) на доктора Тригена, вынуждая подтвердить вслух:
— Да.
— Этот фермент провоцирует лишь физиологическую мутацию без личностно-эмоциональной трансформации объекта?
— Да.
— Таким образом, заложенные изначально воспитательные устои и этические нормы после мутации сохраняются?
— Да, — чеканит доктор Триген, — если ваши подопытные не склонны думать самостоятельно и напрочь лишены это.
Высокий клонит голову набок и снисходительно уверяет:
— Дисциплина творит чудеса. Профессор Хозьев, как быстро лаборатория Института сможет подготовить вирус?
Доктор Триген следит за развалившимся в кресле начальником и, пока мозолистые пальцы отстукивают Марсельезу по лакированной столешнице, прикидывает, сколько Институт запросит с госбезопасности за разбавленную физраствором кровь вампира.
Он всего лишь упомянул фермент в отчете. Само наличие фермента — не более. Остальные выводы не на его совести.
Иногда пророк Карвен говорит глупые вещи; доктор Триген не принимает их в расчет, но запоминает. Как цитату: «Великим людям величие ни к чему».
И теперь доктор Триген удивляется ее своевременности. Как удивляется капитуляции Хозьева перед неопределенным «государство, а долгу не останется», проницательности Пехова или собственному чутью, не позволившему сдать полный отчет с реальными цифрами. Тогда он думал, для нобелевки слишком мало информации. Сейчас он понимает: даже этой информации за стены Института не выйти.
Интересно, Хозьев тоже подкорректировал отчет перед сдачей наверх?
— У нас две недели, — нервничает начальник.
Даже оставшись наедине, загривком чувствуется слежка.
Жучки? Прошлушка? Шпионы?
— Понимаешь, на что идем? — спрашивает доктор Триген.
И Хозьев глухо рычит в ответ:
— Да, я понимаю. Но ты дашь им, сколько надо. Выцеди тварь до капли, выпытай, как они этот фермент заносят в жертву, и дай мне готовый продукт, чтобы ввел шприцом и — здравствуя вечная жизнь терминатора. Все понял? Еще… никому, слышишь, ни одной живой душе, даже тараканам не показывай формулу!
Доктор Триген кивает. И выходит, не пожав начальнику руку.
***
Эту лаборатории построкам специально для вампиров. Иначе не объяснить своевременность и крепкие боксы, покрытые серебром инструменты и «Абсолютный очиститель» в комплекте.
О практическом применении системы «Абсолютного очистителя» (на самом деле в названии — аббреатура на десяток букв, и расшифровку только по бумажке читать) спорили долго и на многих конфиренциях, чей контингент — профессура рядовых институтов. Ей и вправду незачем выжигать химикатами органику в целом лабораторном зале, ведь образцы локализованы боксами и пробирками. Обычно такие дебаты заканчивались железным аргументом противников: «Ну, разве что инопланетян прятать».
Доктор Триген по второсортным конфиренциям не ездил и узнавал о спорах со слов Хозьева. Уже тогда он не считал их забавными. Как чувствовал.
Это устройство спроектировали, чтобы не оставлять следов. Кнопка в комнате отдых и химические реактивы в зале с боксом. На эвакуацию, изоляцию или «передумать» дается десять минут. «Органике» даже больно не будет, а снаружи даже не заметят, как исчезла нелюдь.
Доктор Триген перечитывал последний отправленный отчет. Затем — блокнотные записи с самого начала.
Как же тварь сопротивлялась, как бесилась первое время! Будь она действительна мертва, не проходила бы сейчас все стадии умирания. Или это второй круг?
В песочных часах заканчивается время, доктор Триген переворачивает Сфинксов, запуская новый цикл. И словно тумблер переключается в голове, возвращая на предний план очевидные условия задачи:
«тварь не имеет права на существование»
«тварь не имеет права на размножение»
«госбезопасность не имеет прав на тварь»
«госбезопасность не имеет прав на результаты исследовании».
От этого и нужно отталкиваться.
У задачи единственный способ решения, а все остальные рождаются под влиянием внешних факторов.
«Пусть найдут другого идиота», — думает доктор Триген, в пыль кромсая блокноты и распечатки своих наработок шредером с максимальным уровнем секретности. Он отгоняет мысль о Пехове (этот выкрутится, этот сразу гниль заподозрил). И ирронизирует над собственной совестью: вот паршивка, обнаружила себя только в последний момент, когда терять уже нечего. Где ж ты была все эти годы?
