Владимир Бойков - Затерянные в Чарусах
Глубокая тишина казалась громче самого сильного звука. Все аргументы, которые так веско оправдывали любое грехопадение, с легкостью разбились об эти простые слова.
— Это и будет ваш Ад.
— О-о-о, Боже!?..
— Что?! Вы надеялись, я буду с каждым разговаривать душевно, учитывать мотивы, которыми вы надеялись оправдать свои преступления? Буду разбираться в том, как сильна была ваша вера, и сколько поклонов вы за свою жизнь сотворили?
Человечество молчало.
— Вам не нравится, что все слишком просто? А так и должно быть…
— …
— Итак, всех прощенных и тех к кому ни у кого нет претензий — прошу в будущее. До свидания!..
Валерий проснулся. В его ушах все еще звенели те странные звуки, предшествовавшие увиденному им гипотетическому Концу Света. Машинально перекрестившись, он попытался представить, сколько людей никогда не простят его, когда узнают о нем все-все-все. И хотя сон не воспринимался как откровение, вдруг стали понятными многие ранее слышанные религиозные сентенции и заповеди. Например: не суди, и не судим будешь. И даже прелюбодейство, о котором и анекдоты складывались и всерьез его как грех, в общем-то, никто не воспринимал, неожиданно представилось совсем в другом свете. Простит ли тебя тот, чью жену ты тайно использовал, да еще в глубине души потешался над обманутым?
И еще появилась мысль, насколько двуличен человек в своем отношении к Богу. Он хочет, чтобы тот существовал и, чтобы существовало бессмертие. С другой стороны — жить и не грешить? А может быть действительно вовсе не Богу нужна наша безгрешность, а нам самим?
26.
Мутное серое небо зависло над болотами как будто навсегда. Оно сливалось с макушками дубов, превращая видимое пространство в странную импрессионистскую картину, нарисованную расплывчатыми мазками тумана. Ветер двигал всю эту зыбкую массу и, казалось, что плывет земля, а все остальное только колышется. Валерий брел по тропинке, сам толком не зная, куда. В гости идти ни к кому не хотелось, но и сидеть в избушке надоело. Он увидел вездеход и… все понял. Влез в кабину, лег на пол и просунул руку под приборную доску. Вот он… динамик. Требовалось что-то типа фомки, чтобы отломить от него магнит. Просить у местных жителей подобный инструмент не стоило. Что-то подсказывало: никто не должен знать о его намерениях.
Вернулся в дом. Тщательно обшарил чердак, сарай, погреб. Ничего подходящего. Вспомнил о других заброшенных домах. Стоило поискать там…
Валерий решил пройтись по окрестностям. Удивился, что при свойственной ему любознательности, его так и не угораздило до сих пор обследовать этот болотный остров основательно. Сегодня он ориентировался легко и четко запоминал пройденные маршруты. Остров оказался около двух километров в длину и примерно километр в ширину. Может быть и больше, но, придерживаясь правила идти только по твердой земле, он не бродил по местам в этом отношении сомнительным. Вскоре ему удалось наткнуться еще на один дом, про который никто не упоминал, хотя в нем вполне можно было жить. В чем-то это сооружение даже превосходило избу деда Ивана. Большей высотой, да своей добротной основательностью. Отсутствие сорняков тяготеющих к жилым постройкам, кустарник, проросший прямо на придворке, говорили о том, что дом необитаем уже не одно десятилетие. Валерий обследовал сарай, но ничего металлического не нашел. Несколько вполне годных плетеных корзин, да растрескавшиеся корыта.
В доме его сразу поразило что-то неприятное. В нем не жили, но он не казался заброшенным. Голый стол, пустые полки, даже иконы в углу не имелось. Но на полатях лежали шкуры, и еще: в горнице было… тепло. Не так, чтобы это ощущалось сразу, но точно теплее, чем на улице. Стоило, наверное, уйти поскорее, однако очень уж требовалось раздобыть подходящую железяку. И Валерий полез на чердак. Он сразу наткнулся на кучу разнокалиберных досок, очень старых, растрескавшихся, развалиться которым на куски не позволяли врезанные в них клинья. Это были… иконы, наверняка, очень древние и ценные. Хотелось рассмотреть их повнимательнее, но царивший на чердаке полумрак превращал изображения в темные неясные пятна. Валерий подполз к свету, струившемуся сквозь щели фронтона, глянул на находку. Икона действительно казалась старинной, но поверх изображения лика Христа, было намалевано что-то несусветное. Огромные гусарские усы, веерообразная купеческая борода, на носу бородавки. Даже грубые волоски на них старательно прорисованы неумелой, но извращенно глумливой рукой. Другие доски оказались испоганенными таким же образом.
Почему-то стало противно. Валерий уходил от дома и у него появилось чувство, как будто он сам совершил какую-то гадость, всего лишь из любопытства, а потом вдруг навалилось отвращение к самому себе за содеянное.
Дальнейшее обследование острова Валерий решил отложить на другой день. Неприятно терзали новые впечатления, вот только делиться ими ни с кем не хотелось, все равно объяснения окажутся простыми, но неубедительными.
Он возвращался по уже пройденному маршруту, держа путь лишь немного левее, почти к самой кромке болот. И неожиданно заметил то, что первоначально упустил из виду. Тонкие жердочки, почти незаметные в осоке, пролегали от суши куда-то в невидимую из-за тумана глубину. Осторожно ступая по ним, Валерий вышел на крохотный островок, сплошь заросший кустарником, сквозь который едва просматривалась неказистая избушка. Дверь оказалась прибитой к стене толстой железной скобой, и это был первый запор, встретившийся в деревне. «Родственная душа», — с удовольствием подумал Валерий, отдирая скобу и отмечая ее полную пригодность для задуманного им дела. Внутри избушки ничего примечательного не имелось. Он пошарил на печи, проверил полки. Нашел кружки, миски, несколько свечей, все как обычно. Под полатями в темноте нащупал сундук. Вытащил его на свет божий, раскрыл и стал извлекать какие-то тряпочки, шкурки и заплесневелые мешочки с сушеными травами. Неожиданно увидел стопку бумаги. Сверху, сложенные пополам, лежали ксерокопии каких-то старинных рукописей на старославянском языке. Под ними листы с текстами, напечатанными или на хорошей машинке, или на принтере. С множеством исправлений, пометок и ссылок, которые были сделаны разными чернилами и даже разным почерком.
«Жил в селении Дулово большой колдун, некий Митока…».
«Сказка какая-то», — решил Валерий. Быстро свернул листы трубочкой, обмотал тряпкой и, не обнаружив в избе больше ничего интересного, решил, что пора возвращаться.
Вечером он зажег свечи и, заложив дверь палкой, стал изучать неожиданную находку. Под листками со сказкой лежали другие, написанные от руки, кое-как, коряво, — похоже это был дневник.
