Александр Варго - Невыживший (сборник)
Повсюду бродили студенты, их родители, преподаватели и аспиранты – активно шел прием документов для поступления. Самсонову, несмотря на инструкции охранника, пришлось дважды спрашивать дорогу, прежде чем он оказался перед распахнутой дверью кафедры. Полицейский вошел и оказался в уютно обставленной комнате, в дальнем конце которой сидел за столом Тавридиев. Справа виднелась маленькая переносная доска с шахматами, слева – стопка книг, одну из которых читал профессор. При появлении Самсонова он поднял глаза, снял очки в металлической оправе и указал на кресло из ротанга.
– Приветствую! – сказал он, когда полицейский уселся напротив. – Работаю над вашим запросом.
– И как успехи?
– Чай, кофе?
– Нет, спасибо.
– А я выпью. Врачи говорят, надо много пить в течение дня, – с этими словами Тавридиев встал и подошел к шкафу. Достал электрический чайник, проверил воду, включил. – Если вдруг надумаете, – сказал он Самсонову, – то не стесняйтесь.
– Спасибо. Что вам удалось узнать?
– Нетерпеливая молодость, – покачал головой Тавридиев. – Тоже был таким когда-то. – Он вздохнул и сел обратно за стол. – Я посмотрел материалы, в том числе в Интернете, и вот что нашел. В Древнем Риме существовала казнь, когда осужденного зашивали в кожаный мешок вместе с собакой, змеей, петухом или обезьяной, а потом бросали в море. Такое наказание полагалось за отцеубийство, а затем убийство матери и ближайших родственников. Перечисленные животные считались у римлян примером непочтительности к родителям. Уж не знаю, почему, я не зоолог. В более поздние времена обезьян перестали зашивать в мешок. Наверное, кончились. Вообще проще всего дело обстояло с петухами, потому что их в Риме было полно, а вот змей надо было ловить, собак… ну, с собаками тоже много проблем. Они и покусать могут. Подходит вам такое объяснение?
– Очень похоже на то, что делает убийца, – признал Самсонов. – Но он использует холщовые мешки, а не кожаные.
Тавридиев пожал плечами.
– Неудивительно. Знаете, сколько стоит кожа? А сколько ее надо на то, чтобы мешки такого размера пошить?
– Да, тут вы правы.
– И вообще, зачем шить, если под рукой есть готовые?
– Почему убийца имитирует эту древнюю казнь, как вы думаете? – спросил Самсонов.
– Я думал над этим, пока ждал вас. Кажется, вы обмолвились, что жертвы были детдомовцами?
– Да.
– Значит, их матери отказались от них. А может, умерли во время родов? Тогда некто вполне мог счесть этих девочек их убийцами.
– Как он мог узнать о таких вещах?
Тавридиев наставил на полицейского указательный палец.
– А если он занимался их оформлением?
– Сотрудник роддома? Или социальной службы?
– Или детского дома.
– Он мог об этом узнать, когда девочки поступили в приют. Почему ждал так долго?
– Хороший вопрос. – Тавридиев встал и направился к чайнику, который как раз вскипел. – Не знаю. Но когда я думал, что может объединять жертвы, помимо того, что они воспитывались в одном приюте, мне вдруг пришла в голову одна мысль. – Профессор налил себе чай и прошелся по кабинету, глядя в пол, словно формулируя ее. Затем сел за стол, поставил кружку справа от себя и откинулся на спинку кресла. На его лице появилось хитрое выражение. Казалось, он получает от этих загадок подлинное удовольствие. – Что, если у этих девочек была одна мать? Они могут быть двойняшками.
– Они не похожи, – разочарованно возразил Самсонов.
– Я сказал двойняшками, а не близнецами.
– Какая разница?
– Близнецы выглядят одинаково. Ну, более или менее. Они однояйцевые. А двойняшки нет. Они рождаются разнояйцевыми. Могут быть даже разного пола.
– Это мы не сможем проверить, – сказал Самсонов. – И убийца об этом тоже знать не мог. А если мог, потому что сам занимался их распределением в приют, то мы возвращаемся к той же проблеме: почему так долго ждал и почему начал убивать спустя столько лет?
– Не знаю, я ведь не полицейский, – ответил Тавридиев.
– Да, верно, – улыбнулся Самсонов. – Это мое дело – составлять мозаику из кусочков.
– Если мне попадется еще что-нибудь про петуха, я вам позвоню, – пообещал Тавридиев. – Держите меня по возможности в курсе. И когда поймаете убийцу, все мне подробно расскажете, ладно?
– Договорились. – Самсонов встал. – Спасибо.
– Надеюсь, пригодится.
Выйдя из института, старший лейтенант отправился в управление. Надо было выслушать своих подчиненных и подвести итоги дня. По дороге он заехал в небольшой ресторанчик поужинать. Заказал жареную камбалу с картошкой, фаршированный болгарский перец и зеленый чай. Ел неторопливо, прокручивая в голове новые сведения по делу и пытаясь увязать их с теми, что были получены раньше. Больше всего Самсонова интересовало, было ли связано убийство Меркальского со смертями Симохиной и Пахомовой. Скорее всего, он решил бы, что это совпадение, если бы преступник или преступники взяли из квартиры психолога ценности. Но было очевидно: убийца приходил в квартиру Меркальского только для того, чтобы размозжить ему молотком голову.
Без четверти семь Самсонов припарковался возле управы и уже направился было к крыльцу, когда его окликнул женский голос:
– Старший лейтенант! Подождите!
Самсонов обернулся, притормаживая, и увидел спешащую к нему женщину неопределенного возраста в длинном не по погоде плаще и с завязанными в хвост рыжими волосами. Через плечо у нее висела сумка-почтальон, очки в металлической оправе немного съехали вперед, и женщина глядела поверх них. При виде нее Самсонов почувствовал во рту какой-то кислый привкус и развернулся, чтобы уйти, но она успела схватить его за руку. Пальцы у нее были цепкие, как когти хищной птицы.
– Помните меня?! – выдохнула она, обдав полицейского смесью чеснока и табака.
– Еще бы! – буркнул Самсонов, высвобождая рукав.
Женщина отпустила его и улыбнулась:
– Елена Жженова.
– Я же сказал, что помню вас.
– Помните, но не любите.
– У меня нет времени на болтовню с вами. Интервью давать не буду, так что…
– Знаю, вы заняты, – перебила Жженова и заговорщицки подмигнула: – Новое дело! Почему вы так категоричны? Я ведь не смогу написать то, что вы мне не расскажете.
– То есть не напишете ничего.
– Что-то написать я должна, – покачала рыжей головой журналистка. – Если вы мне ничего не говорите, я вынуждена ругать вас за плохую работу. Что мне остается? – Она развела руками, сверля Самсонова взглядом.
– Да вы просто невинная жертва моей молчаливости.
– Вот видите, вы и сами это понимаете. Давайте дружить.
Самсонов открыл было рот, чтобы высказать журналистке все, что он о ней думает, тем более что за несколько лет накопилось много чего, но вдруг передумал.
– А давайте! – выпалил он вдруг. – Зароем топор войны и все такое.
Казалось, Жженова не поверила собственному счастью.
– Вы серьезно? – проговорила она недоверчиво, наверное, ожидая, что полицейский начнет издеваться.
– Абсолютно! У вашей газетен… газеты есть интернет-ресурс?
– Конечно. Электронное издание.
– Может быть, вы даже сможете нам помочь. – Самсонов взял ее под руку и буквально потащил за собой. – Дело трудное, и нам пригодятся средства массовой информации.
– Наконец-то вы осознали важность прессы, – выпалила Жженова, едва поспевая за Самсоновым.
Он провел ее прямо в свой кабинет. До вечернего совещания оставалось совсем мало времени, но старший лейтенант решил, что оно того стоит.
– Садитесь! – Он указал на стул, Жженова плюхнулась на него, торопливо доставая из сумки записную книжку и ручку. – Мы ищем убийцу женщин, – решительно заговорил Самсонов, сев за стол напротив нее. – Преступник наносит им многочисленные раны заостренным предметом. Возможно, он держит дома петухов, которых оставляет рядом с жертвами на месте преступления. Если кто-то из соседей заметит, что мужчина по соседству завел петухов, пусть сообщит.
– Вы считаете, убийца живет за городом? – недоверчиво спросила Жженова.
– Возможно. Но не обязательно. Теперь главное. – Самсонов сделал паузу, чтобы журналистка осознала момент. – Убийца – либо кастрат, либо импотент. Чувствуя собственное бессилие, свое убожество, этот жалкий выродок ненавидит женщин, которых… м-м… вожделеет, но… познать не может.
– Вожделеет? – перебила Жженова. – Импотент?
– На ваше усмотрение, – отмахнулся Самсонов. – Можете, написать про эдипов комплекс заодно. Знаете, что это такое?
Журналистка скривилась:
– Очень смешно!
– Ну, мало ли. Так вот, наш жалкий импотент или кастрат может почувствовать себя мужиком, только когда втыкает в тело жертвы кол или что-то подобное. Орудие убийства заменяет ему собственный прибор.
Самсонов дождался, пока журналистка запишет все, что нужно. Жженова подняла на него глаза, поправила очки.
– Вы серьезно насчет всего этого? Не разводите меня?
