Эрве Рихтер-Фрих - Бессмертные карлики
Индеец, между тем, надел на спину свой ранец, взял в руки охотничье ружье и теперь вопросительно взглянул на своего господина.
— Следовать за молодою девушкою, которую мы обязаны охранять.
— Я не вижу следов, господин.
— Но путь достаточно ясен. Он ведет к нашей цели.
— Ты думаешь?
— Путь смерти для всех нас, — сказал Фьельд с твердым отчаянием, хуже всего это для юной девушки… Мы же оба давно забыли, что такое страх смерти.
И, не дожидаясь ответа, Фьельд схватился за лесной нож и за компас и быстро зашагал по лесу на северо-восток. Солнце пробивалось сквозь густые ветви.
Паквай, опустив голову, последовал за ним. Он увидел багровые складки на переносице Фьельда. Он знал эти знаки гнева на лице своего друга. Однажды они были предвестником смерти для многих людей. «Кондор» встрепенулся от сна — огромная хищная птица, властвующая над жизнью и смертью на утесах Кордильер.
В течение двух часов они шли по дороге из застывшей лавы. Дорога становилась все круче. Они не могли найти хоть какой-нибудь след. Лес и кустарник постепенно редели, и вдруг они очутились перед скалистым склоном, покрытым длинными трещинами и оканчивающимся шапкой кратера.
Здесь Фьельд остановился.
— Мы на правильном пути, — сказал он. — Здесь, год тому назад, стоял Сен-Клэр со своим последним человеком. Он так же, как и мы, заглянул в неведомую страну. Он тогда, вероятно, уже был крепко связан со своим спутником, чтобы не быть с ним разлученным. Он тогда еще ничего не знал, ничего не видел… В своем дневнике он рассказывает, что было мгновение, когда он хотел повернуть назад, так как каждый камень, каждое острие скалы шептало о неизвестном ужасе. Но старый доктор был сильный человек. Он продолжал свой путь, и в ту же ночь лишился последнего из своих людей. Веревка, соединявшая их, оказалась перерезанною.
Паквай приложил ухо к земле.
— Там слышится слабый плеск воды, — прошептал он.
— Да, теперь я тоже слышу, — сказал Фьельд, последовавший примеру индейца. — Здесь должна быть подземная река. Может быть, она служит средством сообщения между кратером вулкана, который виднеется там, и маленькою гаванью реки Таничи. Это многое объясняет. Если эта река сообщается с потухшим кратером, то нетрудно понять, куда исчезают все следы отсюда, с поверхности земли. Эта река течет, вероятно, через большой туннель. Нет сомнения, что Инеса находится там, по дороге к смерти.
— Но как попала она под землю? — спросил Паквай.
— Тут должно быть несколько хорошо скрытых остановок на этой подземной линии сообщения, — сказал Фьельд, поднимаясь. — Если бы мы подробнее осмотрели гавань в Таничи, то, может быть, открыли бы конечную станцию. Но надо скорее двигаться дальше.
Оба спутника направились, насколько это было возможно, по течению подземной реки. От времени до времени шепчущий звук замолкал совершенно, а потом поднялся опять до мощного гула.
Растительность постепенно пропадала, и через час ходьбы перед ними предстал кратер, подобно огромной, вздыбленной крепости.
Они остановились под последней увядшей пальмой. Упорная, как и все ее подруги, она крепко держалась, ущемленная в трещине скалы, и вела здесь безотрадную, тягостную жизнь, далеко от всякой растительности. Но ее крона, хоть маленькая и полузасохшая, поднималась все же высоко, высоко, и там гордо раскачивалась над гигантской каменной пустыней.
— Эта пальма тоже бессмертна, — пробормотал Фьельд и приблизился к старому, тонкому стволу.
— Осторожнее, господин! — крикнул Паквай и схватил доктора за руку. Посмотрите на эту фигуру там…
Но Фьельд хладнокровно подвигался вперед.
— Это только скелет, Паквай.
Но все же зрелище было не из приятных.
К пальме был привязан скелет с большим, оскаленным черепом, обращенным по направлению к долине. Мощные челюсти с крепкими, словно лошадиными зубами, были широко разинуты.
— Что это у него во рту? — спросил Паквай.
— Слиток золота, — ответил Фьельд. — Этому молодчику, должно быть, немало лет. Он получил то, чего так жаждали Писарро и его сподвижники. В глотку его было влито расплавленное золото. Это типичная месть инков. Наши друзья там, в кратере, не желают предостережений… И посмотрите сюда: латинский молитвенник.
Без больших затруднений Фьельд высвободил книгу из костлявых пальцев. Крепкий переплет свиной кожи сильно полинял, а серебряная оправа совершенно потемнела. Но содержимое выдержало напор времени и непогод. На первой странице затейливо-узорчатыми буквами значилось, что священная книга напечатана в Толедо в 1531 году.
Фьельд вложил книгу обратно в побелевшие кости руки, которая с готовностью охватила снова драгоценный памятник духовной жизни.
— Это старая трагедия, — прошептал про себя Фьельд. — Скелету этому, наверно, исполнится скоро четыреста лет. Он, должно быть, старше пальмы, и принесен сюда через много времени после смерти этого человека. Может быть, это — один из людей Орельяна.[25]
— Кто был Орельяна, господин?
Фьельд обернулся к индейцу.
— Это был первый испанец, который пересек южно-американский материк от запада до востока. Эти конкистадоры были отчасти порядочным сбродом, но мужчинами они тоже были. Если когда-нибудь будет написано евангелие мужества, жажды приключений и дерзновенной смелости, то Писарро и его люди должны получить в нем почетное место… Они все искали Эльдорадо. Орельяна был один из них. Он отправился вместе с Гонзаго Писарро в 1540 году через неизвестные области Эквадора и открыл реку Напо, один из крупнейших притоков Амазонки.
— Я слыхал об этом.
— Писарро возвратился обратно, но Орельяна поехал дальше по реке Мараньон. После страшных испытаний, он добрался до Атлантического океана, туда, где теперь находится Напа: бессмертное деяние. Он был тяжело ранен индейцами племени нахумедес, которые пожрали многих из его свиты, но Орельяне удалось пробиться дальше… Человек, скелет которого мы видим здесь, наверное, принадлежал к его экспедиции. Он поражен вражескою рукою. Может быть, его заманили в западню, соблазнив зрелищем золота. Он ведь, наверное, страдал величайшим пороком всех времен: вожделением к золоту! Ну, его и напоили золотом, больше чем ему было надобно… Теперь стоит он, как предостережение, и указывает вниз на долину.
Фьельд не имел возможности продолжать свое подробное слово. Среди жуткой тишины, в которой даже пальма забыла свой шелест, послышался вдруг один резкий женский крик, в расстоянии не более ста метров.
Оба вскочили, схватили оружие и ринулись к месту, откуда исходил этот крик. Но они не могли ничего заметить кругом. И тишина после раздирающего звука казалась еще глубже.
