Елена Усачева - Дом забытых кошмаров
Когда ты без глаз, мир становится огромным. Сверху, снизу, справа, слева – границы раздвигаются, делая пространство бесконечным. Если не видно горизонта, его не существует. Трехмерность отменяется.
Смиля почувствовала себя растворенной в окружившей ее темноте. Атомы, из которых она состояла, разлетелись, чтобы собраться по-новому.
– Янус! Янус! – орала она. – Янус! Гера!
Темнота пихалась и толкалась. «Каждый сам за себя», – всплыло в голове. Нет! Они всегда были вместе. Будут вместе и сейчас. Как это могло все так повернуться? Что за глупые жертвы?
Наверное, на какое-то мгновение от ужаса она потеряла сознание, потому что когда открыла глаза, темнота ушла, превратившись в высокое звездное небо. Справа черной громадой наступал Дом. Он плыл кораблем-призраком под черными парусами, разрезая действительность, гордый бушприт вспарывал волну, брызги преломляли время, возвращая в прошлое.
– Смотри!
Лаума сидела на любимом месте Скелета, на подоконнике третьего этажа, ее длинное платье свешивалось на улицу.
– Вот то, от чего ты отказалась.
За окном не было ни знакомой улицы, ни спящих домов, ни зелени деревьев и кустов. А была та самая сказочная страна – высокие замки, белесые реки. Земля Аистов, увидев которую люди забывают покой, бросают дом и уже никогда не возвращаются.
– Почему я?
Паника, страх, отчаяние – все это холодной волной прошло по телу. Ноги стали чугунными – ни шагнуть, ни шевельнуться.
«Борись! Ну же! – шептал голос. – Давай! Это все обман. Она пожирает души, она правит мертвыми, ей плевать на живых. Ей надо принести жертву. Не стань этой жертвой».
В стороне стоит Белобрысая. В спортивной майке, черных облегающих брючках со стразами над коленками, черных кроссовочках, волосы подхватывают две переливающиеся заколки с камешками. Вороны так падки на все блестящее! Белобрысая победно улыбалась. Что же, сегодня она избавится от всех врагов. И ее семья станет следующей жертвой. Кого Лаума возьмет первым? Или уже взяла? Никодиму наверняка понравятся пряничные домики и кисельные реки.
А Синеглазка? Где Синеглазка? Добрая подружка, так долго сопротивляющаяся Дому. Чудовище сама вызвала ее, привела… себе на погибель.
– Жертва! – коротко приказала Лаума, и Ворон пошел на Чудовище, подталкивая ее к окну.
– Подождите! – забилась Чудовище.
Но что было Ворону до ее криков? Пустое лицо, пустые глаза, он был не здесь. Душой он давно был со своим кладом, в стране Аистов.
– Покончим с этим.
Ворон оттащил ее к дальнему окну. Под ним на полу сидела Синеглазка. Зажигала спички. Легкий огонек, как змейка, прыскал с ее пальцев и терялся в ночи.
– Вспомни, что тебя держит здесь! – прошептала она, пряча глаза. Голубые искорки вспыхнули и тут же погасли.
– Верочка!
Что ее держит? Да вот этот Дом, эти люди, которых она считала друзьями, родители, ее милый домовой, столько лет хранящий покой в их маленькой квартире.
– Не забывай!
Она зажгла новую спичку и бросила ее вниз. Взгляд приковался к оранжевой змейке, озарившей спящие деревья. И Чудовище полетела за ней следом. Там, внизу, стоял Скелет. Он снова был готов ее спасти.
Еще она почувствовала, что ее что-то как будто дернуло обратно наверх. На подоконнике сидел домовой и тянул к ней руку.
В голове все перемешалось. Волосатый всплескивал ладошками, сокрушался, что Смиля ничего не делает. Синеглазка равнодушно зажигала спички. Огонек вытягивался и золотистым ужиком исчезал в темноте. Там, в ночи таких ярких ленточек было много. Они сплетались, разбегались, чтобы потом собраться вновь.
– Чудовище ты и есть Чудовище, – вздохнул у нее над головой Скелет. – Правильно тебя назвал Эрик.
Чудовище шевельнулась. Под ней было что-то приятно-мягкое, как будто шерстяное. Вспомнила падение и вздрогнула, больно ударившись о землю. Третий этаж! Она что, уже умерла?
– Да не дергайся, – придержал ее за плечи Матвей. – Все уже.
– Как все? А Лаума? А Герка? Он же меня сбросил! – Она рвалась из его рук, хотела вскочить. Третий этаж! Шутка ли, так навернуться?!
– Тише! – шептал Матвей. – Всю округу перебудишь. Не было ничего. Тебе показалось.
– Как?
– Наперекосяк! – Матвей последний раз толкнул ее, заставляя сесть на плед. – Опять за каким-то лешим сюда примчалась. Я насилу нашел. Звонил, звонил, а у тебя глухо, как в танке. Думал, очередной заплыв устроила в компании барздуков. А ты тут, оказывается, решила поспать под деревцем. Не май месяц, чтобы на земле валяться. Так и простудиться недолго, а потом и помереть от чихания.
Какой длинный спич для Матвея! Все в этом мире меняется…
Смиля огляделась. Она сидела в парке за Домом на земле. Довольно прохладная ночь, ей в шортах и футболке с гномиками зябко. Да еще босиком. Сама бы она в таком виде ни за что не пришла сюда. Вот, это доказывает, что ее сюда притащили! С чего ей здесь спать, когда у нее дома очень удобная кровать? Все было не так! Ее выкинули из окна, принесли в жертву какому-то Про… Пар… А родители? Они же за нее переживают! А бардак в комнате? Опять полицию вызывать будут? Все решат, что она сошла с ума!
Вспомнила, задергалась. Где-то здесь, в заброшенном парке, среди кустов и сонных лип стояли страшные деревья. Темные, засохшие, скрипучие… Стояли… Что-то Смиля их не видит сейчас.
– А где деревья? – забеспокоилась Смиля.
– Тебе мало? – кивнул на ближайшую акацию Матвей.
– Другие! Здесь стояло три дерева. Дуб, рябина и липа.
– Деревьев сколько угодно! Все твои, – Скелет щедро повел рукой.
Может, здесь такие деревья и стояли, в сумерках видно не было.
– Но они были!
– Рассветет – еще раз посмотришь.
– На что посмотрю? Скелет, ты что, с дуба рухнул?
– Пока здесь только одна рухнувшая. Заметь, ты уже вторую ночь тут пасешься. Я прихожу, а ты на пледике аккуратно лежишь. Я теперь всю жизнь буду тебя из этого дома вытаскивать?
Он был зол, раздражен. Ему вообще все это не нравилось.
– Но все это было! Ко мне пришла Лаума, привела армию альпов, они все перевернули в комнате. Домовой все хотел, чтобы я дралась. А потом Генрих притащил меня сюда. Лаума все твердила про своего мужа, из-за которого все должны умереть. И Герка вытолкнул меня из окна.
Матвей поморщился.
– Это же я позвала тебя на помощь! Ты поэтому и пришел сюда!
– Показалось, – покачал головой Скелет. – В темноте многое кажется.
– Но меня хотели убить! Принести в жертву какому-то богу, чтобы дуб зацвел. Ты что, мне не веришь?
Матвей смотрел в сторону.
– Конечно, верю, – отозвался злой скороговоркой. – У нас тут через день кого-нибудь убивают по воле богов. И дубы цветут развесистыми ромашками.
– Но ты же сам говорил о Трое! – Чудовище плакала. Все было неправильно, запутанно.
