Елена Усачева - Дом забытых кошмаров
Подошла к окну, с усилием преодолевая сопротивление непонятно откуда взявшейся тревоги.
Это были не голуби, а кошки. Штуки четыре. Пятая все пыталась протиснуться, но валилась на землю. Недовольное мяуканье, шипение, скребки когтей по железу. Пятая взяла подоконник штурмом, с разбегу. При этом с такой силой вмазалась в стекло, что оно обиженно загудело, готовое разбиться. Кошки терлись друг об дружку, струились взад-вперед по гулкому жестяному подоконнику. Лаума стояла в сторонке, под кустом боярышника.
Смиля испуганно потянулась за шторой – отгородиться, спрятаться. Лаума сделала быстрый шаг.
– Он твой? – Ведьма изобразила на лице приветливость.
– Кто?
Вспоминался Никодим. Опрокинутый самосвал. А вдруг что-то случилось? Почему они так сразу ушли? Почему не стали искать? Снова морок?
Чуть не застонала. Точно! Скелет. Отослал ее, чтобы самому вернуться и что-то найти. Его убили!
– Парень, – рубила слова ведьма. – Он отдал тебе свою душу?
– Зачем?
– В знак любви.
Смиля была не уверена, если ли у Скелета душа. Всегда такой равнодушный, такой холодный. Может, он поторопился родиться и ангелы, раздающие души, не успели к его колыбели. Вот и ходит теперь обделенный, мается. Бедненький…
– Хочешь, он никогда от тебя не уйдет, будет вечно твоим рабом?
– Зачем вечно? – пробормотала Смиля, теряясь. На мгновение Лаума показалась жалкой – что она ходит тут, что ищет? – Пускай сам выбирает.
Коты мерзко завыли, заскрипело железо под когтями.
– Души отдаются, передаются, душами расплачиваются за счастье. Влюбленные отдают души любимым. Что хочешь? Богатство? Успех? Вечную молодость? Красоту? Я дам тебе все!
Коты посыпались с подоконника горохом. Лаума подошла вплотную.
– Так делали всегда. За успех платили. А успех может быть только при помощи богов. Надо же чем-то пожертвовать ради грядущей жизни. Это нормально.
Стекло щелкнуло, словно в него попали камешком.
– Не надо ничем жертвовать, – проворчал волосатый человечек.
Он колобком прокатился по подоконнику со стороны комнаты. В душе вспыхнула радость – домовой вернулся, все теперь будет хорошо.
Коты с воем кинулись к своей хозяйке, в момент прыжка превращаясь в звенящие огоньки. Оказавшись на блузке или юбке, огоньки гасли, становясь человечками. Маленькими, юркими. Они прятались за отворотами, залезали за пуговицы, втискивались в тугой пояс. Слово вспомнилось само собой. Альпы. Маленькие вредные существа. Если к ним относиться по-хорошему, то они и по хозяйству могут помочь, и от беды спасти. Но не дай бог разозлить альпа – большего хулигана в жизни не сыщешь. Умеют обращаться в кошку. Хорошеньких себе помощников Лаума нашла.
– Кыш, кыш! – махал руками волосатый человечек. – Нече тут! У! Басурмане.
Лаума потемневшими от ярости глазами следила за перемещением старичка по подоконнику.
– Они будут моими, – медленно произнесла она. – Живыми или мертвыми. Дерево опять зацветет.
– Иди, иди подобру-поздорову, – волосатый сложил ручки на пузике. – Кончилось твое время. Тебе молятся в других домах. Не надо никаких жертв. Пускай все живут.
Лаума усмехнулась.
– Значит, мертвыми.
Смиля мысленно ахнула – таким спокойным, уверенным голосом Лаума это сказала. Ноги подкосились. Вот и поиграли в домостроителей… повелителей миров…
– Почему ты мне не помогаешь? – присела она около подоконника.
– А ты делай что-нибудь, – проворчал старичок. – Как же я могу помогать, когда ты на печи лежишь да о срамном думаешь.
– Что делать? – Смиля пропустила мимо ушей замечание о своих мыслях.
– Как что? – всплеснул руками волосатый. – Драться.
– Да не умею я драться! – выпалила Смиля. – Не умею! И не могу!
Злость с яростью путали мысли. Она вспомнила сегодняшние драки. Жестокие. Безжалостные. Ночное блуждание с желанием найти недруга и уничтожить.
– Вставай, если жизнь дорога! – волосатый не слушал ее возражений. – Или тебя зря нарекли таким именем!
– При чем тут имя?
– Ты должна быть смелая!
– Дай мне что-нибудь. Она же богиня! Не могу я на нее с кулаками.
– А голова на что?
Он сделал приглашающий жест. Смиля попятилась. Ей было страшно. Стоило только представить, как она встает, открывает окно (при этом с подоконника летят книжки, блокноты, ручки, парочка фарфоровых статуэток, мягкие игрушки) и шагает в ночь, как в душе рождалось желание забиться под кровать и ничего не делать. И ведь не кулаками она будет ведьму бить? Как она ударит взрослого человека?
Лаума расхаживала под окном, как разъяренный лев в клетке перед зрителями. Высокая, стройная, словно вылитая из раскаленного металла, одежда стала частью ее тела и теперь искрилась и переливалась – это вцепившиеся альпы, как лампочки, разукрасили ее! Волосы струились по плечам. Сейчас она была невероятно красива и… недоступна. Такую не победишь.
– За меня всегда дрались! – рокотала ведьма. – С моим именем на устах умирали.
Как ее голос проходил сквозь стекло? Почему ее не слышали остальные? Соседи справа, слева, сверху? Почему не просыпаются родители? Мельком глянула на часы. Два часа ночи. Секундная стрелка замерла на переходе от одного часа к другому. Споткнулась о невидимое препятствие и озадаченно застыла.
– Я была проклята мужем за то, что изменила ему, и он сбросил меня с небесных высот на землю, чтобы я повелевала мертвыми, – голос ведьмы нарастал. – Я не привыкла проигрывать. Я принесу жертву во имя великого Перкунса, и старый дуб зацветет. Жертвой станет новый хозяин Дома. Выбирай любого.
Смиля слабо улыбнулась. Так вот из-за чего весь этот карнавал. Из-за одной жертвы ставят на уши полгорода. Привыкли жить с размахом. Хватит. Пора сворачивать свой балаган. Можно было послать на заклание Белобрысую. Но этого удовольствия Лаума не получит. Сдохнут они здесь без жертв, все эти старые боги. Туда им и дорога.
– Одного не пойму, – голос Лаумы вливался в уши, убивал волю, побеждал, – почему ты не смогла заставить их драться. Почему они не попереубивали друг друга с самого начала. Это так просто. Я же их поссорила. Но драться они не стали. Тогда они все признались тебе в любви и снова не подрались. Почему?
– Воспитание хорошее.
– Твой домовой еще этот! Все время лез мне под руку, подсовывая тебя! Как нарочно! Вам что, так трудно умереть во имя Перкунса? Раньше воины с радостью отдавали свои жизни за богов, а вы? Никаких целей, никаких мечтаний!
– Ну, что же ты сидишь? – подкатился ей под локоть волосатый. – Вставай, бери меч-кладенец, иди на реку Смородину к Калиновому мосту.
– Кто? Я? – Мысли путались. Ей все казалось, что она спит.
– Ты, конечно. Видишь, что делается? Ты начни, а я тебе подсоблю. Где надо, слово верное скажу. Вставай, голубушка, вставай!
