Сакс Ромер - Ведьмино отродье
Роберт стукнул кулаком по подлокотнику:
— Иногда мне кажется, что кто-то из нас сошел с ума. Что все это значит? Что нам делать? Что делать?
— Наблюдать, Роб. Привлечь на свою сторону Сондерсона нам не удастся, он думает только о разведении орхидей, посвящая этому все свое время. В вопросах быта он непревзойден, но в таких делах, как это… — Брюс пожал плечами.
— А нельзя ли просто подсказать ему причину, любую, но действительно существующую, по которой ему придется отказаться принимать Феррару у себя?
— Но это может помешать и нам.
— Сэр, — в ярости закричал Роберт, — все сводится к одному: мы используем Майру в качестве приманки!
— Чтобы спасти ее, Роб, просто чтобы спасти ее, — отрезал доктор.
— Она и так болеет, такая бледная, измученная, — стенал молодой человек. — А какие круги под глазами! Мне даже трудно об этом думать.
— Когда он в последний раз был у них?
— По-видимому, дней десять назад. Я уверен, что он знает о нашем возращении. Он не появится там опять, сэр. Но он сможет дотянуться до нее другими способами: разве он не повелевает целой армией теней? А мистер Сондерсон ни о чем не подозревает. Майра принимает негодяя за брата! Пока она ни словом не обмолвилась о нем. Думаю…
Отец сидел, погрузившись в собственные мысли. Вдруг он взглянул на часы и сказал:
— Иди к ним сейчас, еще успеешь к обеду; и оставайся там до моего прихода. Начиная с данного момента, хотя тебе и нельзя перенапрягаться, мы не должны спускать с дома глаз ни днем, ни ночью.
Глава 22. Майра
Майра Дюкен вошла в увитую розами беседку и присела на скамейку рядом с Робертом Кеаном, уже ожидавшим там. В простом белом льняном платье, с золотистыми от солнечного света волосами, с глазами, выглядевшими неестественно большими из-за чрезвычайной бледности прекрасного лица, девушка показалась поднявшемуся навстречу молодому человеку неземным созданием, не принадлежащим к существам из плоти и крови.
Влечение, давно владевшее им, но которое он столько времени подавлял, вновь охватило его, заставив сердце биться сильнее и наполнив вены огнем. Бледные щеки девушки зарделись, и она робко протянула руку, но Роберт уже вскочил, обнял и начал целовать ее — целовать ее глаза, волосы, губы.
Майра испуганно застыла, но потом сдалась под напором его иступленной нежности, неистовость которой была гораздо лучше любой ласки, которую она когда-либо встречала, нежности, наполнившей все существо девушки радостью и восхищением, смешанными с пониманием, что именно о таком она грезила, такого желала, этого ей не доставало; она очутилась в спасительной гавани — зарумянившаяся и смущенная, но счастливая, покоренная, но ликующая, что попала в этот прекрасный полон. А Роберт шептал:
— Майра, Майра! Я напугал тебя? Ты меня простишь?
Она быстро закивала, а потом вновь замерла на его плече.
— Я не мог больше ждать. Не надо слов, ты так нужна мне, ты для меня всё, и, — тут Роберт больше не колебался, — я забираю тебя.
Она тихо прошептала его имя. Как же ей стало спокойно — она была в безопасности, она лучилась счастьем, страдания и беды теперь ей не страшны!
Роберт не выпускал из объятий ту, что уже давно была для него воплощением женственности, любви и всего, что люди понимают под этим словом; он совершенно забыл о том, что мучило его и едва не привело к смерти; он уже не видел, что девушка измождена, и не помнил о страшной угрозе, нависшей над их будущем; он не думал о коварном маге, чьи чары преследовали этот дом и сад; он просто был счастлив.
Но вспышка счастья, которую Элифас Леви, последний из Адептов,[73] так блистательно проанализировал в одной из своих работ, кратковременна, впрочем, как и любая радость. Нет нужды передавать их обрывочный, прерываемый поцелуями, первыми и сладкими от воспоминаний о пережитом, разговор — он ничем не отличался от тех бесед, какие испокон веков ведутся влюбленными. Но с наступлением сумерек, погасивших изумительные краски окружающего пейзажа, счастье молодых людей было вновь омрачено мыслями об Энтони Ферраре.
Постепенно тень памяти о нем упала между ними и солнцем, мрачной тучей нависнув над их жизнями: забывать об этом ненавистном человеке было нельзя. Первым о нем заговорил Роберт — он все еще обнимал девушку за талию:
— Когда ты в последний раз виделась с Феррарой?
Майра подняла на него глаза.
— Почти две недели назад…
— Вот как!
Кеан заметил, что, заговорив о Ферраре, девушка странно напряглась, но пока не понял почему. Майра всегда относилась к приемному сыну опекуна, как к брату, но сейчас ее реакция казалась очень специфичной.
— Ты не ожидала, что он так быстро вернется в Англию? — спросил Роберт.
— Я даже не знала, что он в Англии, — сказала Майра, — пока однажды он не пришел в наш дом. Тогда я была рада его видеть.
— А сейчас? Уже не рада? — волнуясь, поинтересовался Кеан.
Майра, опустив голову, с преувеличенной старательностью разглаживала складку на белом подоле.
— Однажды, на прошлой неделе, — медленно ответила она, — он пришел сюда и вел себя очень необычно…
— Это как? — дернулся Роберт.
— Он объяснил, что на самом деле мы с ним не родственники.
— Ну и?
— Ты же знаешь, как я всегда любила Энтони. Всегда думала о нем, как о брате.
Она вновь замешкалась, а бледное лицо приобрело озабоченное выражение. Кеан поднял руку и обнял Майру за плечи.
— Расскажи мне все, — подбадривая, прошептал он.
Майра явно смутилась:
— Ну, его поведение выбило меня из колеи: он спросил, смогу ли я полюбить его не как брата.
— Ясно, — нахмурился Кеан. — И что ты ответила?
— Сначала ничего: я удивилась и напугалась. Даже объяснить не могу, что я почувствовала, но это было ужасно, да, ужасно!
— Ты, конечно, сказал ему об этом?
— Сказала, что не смогу увлечься им как-то по-другому, что даже подумать о таком не могу. Попыталась не обидеть его чувства, но он оскорбился. Сказал таким странным, сдавленным голосом, что уезжает…
— Уезжает? Из Англии?
— Да, и попросил кое о чем необычном.
— О чем?
— В тех обстоятельствах — мне было его так жалко, сам понимаешь — я не смогла отказать. Он попросил мой локон.
— Локон! А ты?
— Я же сказала, что не смогла отказать и разрешила ему срезать небольшую прядь, у него даже ножнички были. Ты злишься?
— Конечно нет! Вы же выросли вместе.
— А потом, — она помолчала, — его как подменили. Я вдруг испугалась, сильно испугалась…
— Феррары?
