Энн Райс - Вампир Арман
– Он умер, – мягко сказал Мариус. – Пока что все в порядке, беспокоиться не о чем. Его лицо еще больше прояснилось от выпитой крови. Ее цвет сохранялся до сих пор, оно все светилось, а волосы на фоне покрасневшей кожи казались еще светлее. Вокруг его глаз ожили крошечные паутинки сосудов, ни на йоту не лишая их приводящей в благоговейный восторг сияющей красоты.
– Хорошо, прекрасно, они умерли, – сказал рыжий, пожимая плечами. – Да, я вам говорил, и вам, черт подери, стоит мои слова запомнить, потому что я точно знаю. Священники, священники взяли священную чашу и священную просфору и пошли в потайное место в храме Святой Софии. Мой отец все видел своими глазами. Я знаю тайну.
– Глазами, глазами, – сказал пожилой человек. – У тебя, должно быть, павлин был вместо отца, что у него столько глаз!
– Заткнись, или я перережу тебе горло, – сказал рыжий. – Смотри, что ты сделал с Франсиско, взял его и опрокинул. Господи! – Он довольно лениво перекрестился. – Да у него на затылке кровь!
Мой господин обернулся и, нагнувшись, намочил пять пальцев в этой крови. Он медленно повернулся ко мне, потом к рыжему. Он всосал кровь с одного пальца.
– Мертвый, – с легкой усмешкой сказал он. – Но она еще вполне теплая и густая. – Он медленно улыбнулся.
Рыжий смотрел на него завороженно, как ребенок на представлении марионеток. Мой господин распрямил окровавленные пальцы ладонью вверх, как бы говоря: «Хочешь попробовать?»
Рыжий схватил Мариуса за запястье и облизал кровь с большого и указательного пальцев.
– Мммм, как вкусно, – сказал он. – Все мои товарищи – отличной крови.
– И не говорите, – ответил мой господин. Я не мог оторвать от него глаз, от его изменившегося лица. Теперь казалось, что его щеки даже потемнели, или же они просто округлились, когда он улыбался. У него порозовели губы.
– И я еще не закончил, Амадео, – прошептал он. – Я только начал.
– Он не сильно ранен! – настаивал пожилой человек. Он рассмотрел лежавшую на полу жертву. Он волновался. Неужели он его убил? – У него на затылке просто крошечный порез, вот и все. Разве нет?
– Да, крошечный порез, – сказал Мариус. – И в чем же заключается тайна, дорогой друг? – Он повернулся спиной к седому мужчине, заговорив с рыжим с куда большим интересом, чем прежде.
– Да, прошу вас, – сказал я. – В чем же тайна, сударь? В том, что священники бежали?
– Нет, мальчик, не будь тупицей! – ответил рыжий, взглянув на меня через стол. Он был невероятно красив. Бьянка его когда-нибудь любила? Она никогда не рассказывала.
– Тайна, тайна, – сказал он. – Если ты в эту тайну не поверишь, то ни во что уже не поверишь, ни в святое, ни в нечестивое.
Он поднял кубок. Он был пуст. Я поднял кувшин и наполнил кубок темным ароматным вином. Я подумал, не стоит ли и мне попробовать, потом отвращение взяло верх.
– Чушь, – прошептал мой господин. – Выпей за упокой их душ. Давай. Вон чистый кубок.
– Ах да, прости меня, – сказал рыжий. – Я даже не предложил тебе кубок. Господи, подумать только, я кинул тебе на пол простой ограненный бриллиант, когда хотел получить твою любовь.
Он взял кубок, богатую, изысканную вещицу, инкрустированную серебром и усыпанную крошечными камнями. Теперь я заметил, что все кубки составляли один набор, на каждом были вырезаны крошечные изящные фигурки, отделанные одинаковыми яркими камешками. Он со звоном поставил кубок на стол. Он взял у меня кувшин, наполнил кубок и протянул его.
Я подумал, что сейчас подступит такая тошнота, что меня вырвет прямо на пол. Я посмотрел на него, на его почти приятное лицо и красивые огненно-рыжие волосы. Он озарился мальчишеской улыбкой, обнажив мелкие, но идеально белые зубы, просто жемчужные, и, казалось, влюбился в меня до безумия и размечтался, не произнося ни слова.
– Бери, выпей, – сказал мой господин. – Ты ступил на опасный путь, Амадео, так выпей же за знания, выпей за силу.
– Вы ведь не смеетесь надо мной, сударь, правда? – спросил я, уставившись, на рыжего, но обращаясь прямо к Мариусу.
– Я люблю тебя, как всегда, – ответил мой господин, но ты все-таки замечаешь что-то в моих словах, так как от человеческой крови я грубею. Так всегда бывает. Только в голодании я обретаю божественную чистоту.
– Да, и на каждом перекрестке поворачиваете меня от кары, – сказал я, – по направлению к чувствам, к удовольствиям.
Мы пересеклись взглядом с рыжим. Но я слышал ответ Мариуса.
– Кара – это и есть убийство, вот в чем камень преткновения. Кара – это убивать без причины, просто так, не за «честь, благородство и порядочность», как говорит наш друг.
– Да! – сказал «наш друг», повернувшись к Мариусу, а потом опять ко мне. – Пей! – Он протянул мне кубок.
– А когда все будет кончено, Амадео, собери мне эти кубки и отнеси домой, чтобы они служили трофеем моего провала и поражения, ибо это одно и то же, а также уроком для тебя. Редко я вижу это с так отчетливо и ясно.
Рыжий наклонился вперед, увлекаясь флиртом, и поднес кубок прямо к моим губам.
– Маленький Давид, ты вырастешь и станешь королем, помнишь? Да, я мог бы поклоняться тебе, маленький мужчина с нежными щечками, и молить хоть об одном псалме от твоей арфы, хоть об одном, лишь бы ты дал его по собственной воле!
Мой господин тихо прошептал:
– Можешь исполнить последнее желание умирающего?
– По-моему, он умер! – сказал седой человек с раздражающей громкостью.
– Смотри, Мартино, кажется, я-таки убил его; у него кровь течет из головы, как из помидора, черт бы его побрал. Посмотри!
– Да заткнись ты! – сказал рыжеволосый Мартино, не сводя с меня глаз.
– Ну же, исполни последнюю просьбу умирающего, маленький Давид, – продолжал он. – Все мы умрем, я умру за тебя, не умрете ли вы со мной, сударь, ненадолго, прямо в моих руках? Давай поиграем в одну игру. Она вас развлечет, Мариус Римский. Посмотрите, как я заберусь на него, как я ритмично и искусно буду его гладить, и на ваших глазах скульптура из плоти забьет фонтаном, я поработаю насосом, и мне в руки хлынет влага.
Он сложил руки, как будто уже получил то, что хотел. Он удерживал мой взгляд. Потом низким шепотом произнес:
– Я слишком мягок, из меня скульптуры не получится. Дай же мне отпить от твоего фонтана. Сжалься над умирающим от жажды.
Я выхватил его дрожащей руки кубок и выпил его до дна. Мое тело напряглось. Я решил, что вино поднимется назад, и меня вырвет. Я заставил его спуститься вниз. Я посмотрел на моего господина.
– Как же мерзко, мне противно.
– Чушь какая, – ответил он, едва шевеля губами. – Смотри, какая вокруг красота!
– Будь я проклят, если он не умер, – сказал седой. Он пнул труп Франсиско на полу. – Мартино, я пошел.
