Алана Инош - Слепые души
Её пальцы вытирают мне слёзы, она улыбается, но от её улыбки мне ещё больше хочется плакать. Я стискиваю её что есть сил, а она гладит меня по спине.
– Настенька... Ну, пусти. Мне правда надо идти.
Я плачу, бормочу глупое и ненужное «прости». Она устало улыбается.
– За что?
– За то, что так всё получилось...
Она целует мои мокрые ресницы.
– Ты не виновата. Просто так получилось.
– Я очень тебя люблю, – всхлипываю я.
Она сначала замирает, потом тихо гладит меня по волосам. Отпускает, надевает шапку, надвинув на глаза козырёк. Я хватаюсь за дублёнку:
– Я провожу тебя!
– Нет, не надо, – мягко говорит она. – Не стоит.
Я всё-таки провожаю её. Мы идём по снежному накату, скрипя каблуками. Я поскальзываюсь, Ника меня подхватывает и предлагает опереться на её руку. Стоим на остановке, ждём транспорт, и она заслоняет меня собой от пронзительного ветра. Влезаем в маршрутку. По радио – весёлая песня. Люди едут по своим делам, никого не интересует, куда едем мы. Обычный день.
Когда выходим из маршрутки, она подаёт мне руку. Наши шаги снова скрипят по снегу – последние шаги, которые мы делаем вместе. Вот оно, крыльцо, и вот дверь, в которую Ника должна войти. Две милицейских машины во дворе, расчищенные ступеньки. Где-то едут машины, идут люди, и им нет дела.
– Ну, вот и всё, – говорит Ника. – Дальше не надо провожать.
Я ёжусь: пронзительный ветер.
– А может...
Она качает головой.
– Нет, всё. Спасибо тебе.
Её губы прижимаются к моим, хотя нас видят. Их прощальная тёплая ласка пронзает мне сердце, слёзы снова катятся по холодным щекам, а она вытирает их мне, сняв перчатку.
– А письмо? – спохватываюсь я.
– Не надо.
Она рвёт письмо, и клочки летят по ветру. Я вздрагиваю:
– Зачем ты?..
– Маме я позвоню, – говорит Ника. – Если разрешат. Ну, всё... – Она набирает воздуха в грудь, выдыхает, решительно глядя на дверь. – Я пошла. Ты иди, не жди меня.
– Я подожду, – говорю я.
– Нет, не стоит ждать, – качает она головой. – Неизвестно, как всё обернётся. Иди домой. Иди и не вини себя ни в чём. Ты не виновата.
Она поднимается по ступенькам, берётся за ручку двери. Я хочу броситься за ней, но её взгляд меня останавливает. Перед тем как её чёрная куртка, кожаная шапка с козырьком и сапоги скрываются за дверью, она в последний раз мне улыбается.
До Нового года остаётся неделя.
Глава 10
Тащу из магазина тяжёлый пакет, и как раз в этот момент – поразительная точность! – из снежной пелены выныривает чёрный джип. Дверца открывается, и на снег ступает нога в зимнем ботинке – удобном и тёплом, но с женской точки зрения не слишком-то изящном: его обладательница – не кокетка. Она носит брюки и короткую стрижку, не пользуется косметикой, а духами – самую малость, но зато водит шикарный чёрный джип.
– Здравствуй, золотце. Что такая невесёлая? Новый год на носу.
– Здравствуйте, Диана Несторовна, – отвечаю я, останавливаясь. – И вас с наступающим.
Поставив машину на сигнализацию, она подходит ко мне, в чёрной короткой шубке и широких чёрных брюках – клёш от бедра. Ей достаточно одного взгляда на меня, и она сразу делается серьёзной.
– Пойдём-ка, угостишь чаем. Заодно на пару слов.
Ей возражать бесполезно. Она несёт мой пакет, другой рукой приобняв меня за плечи, и на нас сыплется из низких туч снег. «Пара слов» начинается ещё по дороге к подъезду.
– Ну, что случилось? Зачем Альку мучаешь? Почему не разговариваешь с ней? Что за блажь?
Всё-таки она иногда бывает резковатой. Вот так – с ходу в наступление – её привычная манера, которая не всегда приятна. Мне тяжело отвечать, когда на меня «наезжают», я тоже становлюсь в позу.
– Вы специально приехали ко мне, чтобы об этом спросить?
Она хмурится, её глаза – как льдинки.
– Но, но, полегче, дорогуша... Кто тебя учил так со старшими разговаривать? – В голосе тоже льдистый перезвон.
– Извините, – бурчу я.
– То-то же, – смягчается она. – Отвечаю на твой вопрос... Приехала я просто так, чтобы тебя увидеть. Ну, и заодно узнать, что у вас с Алькой случилось. Что за обиды? Поссорились, что ли?
Мы поднимаемся по лестнице: я – чуть впереди, чтобы справиться с внезапно навернувшимися на глаза слезами до того, как Диана Несторовна их увидит. Но от неё ничего нельзя скрыть, она тут же всё подмечает.
– Так-так, всё вижу, не отворачивайся, – говорит она. – Что за слёзки?
Её рука просовывается под мой локоть, прижимает ласково, но крепко. Объяснений не избежать. Торопливо смахиваю солёные капли, открываю дверь.
– Проходите...
Я раздеваюсь, она тоже скидывает шубку. Я тащу пакет на кухню, она следует за мной. Видимо, она привыкла, чтобы на её вопросы отвечали незамедлительно, поэтому требует:
– Ну-ка, посмотри на меня. Что случилось, солнышко?
– Всё в порядке, – пытаюсь соврать я.
Она неодобрительно качает головой.
– А врать не умеешь, милочка. Хватит валять дурака, говори правду.
– Нет, правда, – вздыхаю я. – Никаких обид, мы с Алей не ссорились. У нас всё по-прежнему.
– Если бы это было так, ты бы не пряталась от неё, – возражает Диана Несторовна. – Ты бы, моя лапушка, перестала наконец передо мной притворяться!
Всё-таки её обращение действительно жестковато, ничего не поделаешь. Но если к этому привыкнуть и не принимать близко к сердцу, она вполне славный человек. Теперь, когда она сняла шубку, я замечаю, что её фигура изменилась: она похудела и стала меньше сутулиться, костюм сидел на ней гораздо лучше и был подогнан плотнее по силуэту. Она выглядела элегантно.
– С Алей это не связано, – объясняю я. – Просто я чувствую себя неважно... Ни с кем не хочется разговаривать.
– Так, в чём дело? – озабоченно спрашивает она, заглядывая мне в глаза. – Ты что, заболела? Что с тобой?
– Да нет, не в том смысле, – морщусь я. – Не физически... На душе скверно. Но с Алей это не связано. Просто когда мне плохо, я залезаю в свою раковину... Что я хотела? Ах да, чай. Сейчас заварю. Вы присаживайтесь, в ногах правды нет.
Я ставлю чайник. Некстати вдруг вспоминается, что точно так же я заваривала чай, когда приходила Ника, и пожалуйста – глаза опять на мокром месте.
– Так, сядь, – говорит Диана Несторовна властно.
В сущности, я человек строптивый и не люблю, когда мной командуют, но властность в её голосе не раздражает, потому что в её глазах искренняя озабоченность. В отличие от прохожих на улице, ей не всё равно, и я это чувствую. Я сажусь, и Диана Несторовна накрывает мою руку своей тёплой ладонью с крепкими, ровными пальцами хорошей формы.
