Ужасно-прекрасные лица (ЛП) - Чень Линда

Я перечитываю сообщение снова и снова, пока буквы не сливаются на экране.

Я подумываю о том, чтобы показать текст Мине и узнать её мнение. Мы делились друг с другом почти всеми секретами. Единственное, о чём я никогда не рассказывала ей, — это о том, что произошло между мной и Кэнди.

Я снова перечитываю сообщение Чжин-Хвана, задерживаясь на последней фразе. Скучаю по тебе.

Меня охватывает страх быть отвергнутой, и я начинаю сомневаться в значении его слов.

Друзья же так говорят друг другу, верно?

Встречаться с друзьями по шоу-бизнесу — с этом же нет ничего плохого, не так ли?

Я придаю этому слишком большое значение, так?

Как бы я ни старалась игнорировать её существование, и как Кэнди так любезно напомнила мне, у Чжин-Хвана есть девушка — Брейли. Его красивая, талантливая, невероятно известная девушка, поклонники которой, как известно, яростно защищают его и склонны к массовым скоординированным онлайн-атакам всякий раз, когда считают, что Брейли обошли вниманием.

Но когда Джин Хван появляется в студии и дарит мне коробку пончиков из пекарни, которую я ему порекомендовала, я, не раздумывая, приглашаю его к себе в трейлер.

Он наклоняется и целует меня, как только закрывается дверь моего трейлера.

Когда я отвечаю не сразу, слишком ошеломлённая происходящим, Чжин-Хван колеблется, отстраняется и вопросительно смотрит на меня:

— Мне очень жаль, я думал, мы...

Я наклоняюсь и прижимаюсь губами к его губам, заглушая его половину извинения ещё одним поцелуем.

Неважно, что после этого я становлюсь худшей из худших, самой худшей из девушек, из тех, о ком другие девушки пишут песни ненависти, из тех, кого вываляют в грязи, и они никогда не оправятся, если кто-нибудь когда-нибудь узнает о том, что я делаю.

Он меня выбрал. Он меня хочет. Всё остальное не имеет значения.

Он отрывает губы от моих и опускает голову на изгиб моей шеи. Он проводит поцелуями влажную дорожку вверх, затем прикусывает зубами моё ухо.

Раздаётся несколько ударов в дверь моего трейлера. Не успеваем мы их услышать и отстраниться друг от друга, как дверь открывается.

Кэнди просовывает голову внутрь.

— Перерыв окончен, нас зовёт режиссёр, — говорит она.

— Да, я сейчас буду, — отвечаю я.

Она не спрашивает, почему мы одни, почему атмосфера такая напряжённая, почему волосы Чжин-Хвана в ещё большем беспорядке, чем были, когда он только приехал, почему я вдруг стала нервно заикаться.

Но когда Кэнди, не сказав больше ни слова, отворачивается и закрывает дверь, первый укол вины пробивается сквозь розовые слои иллюзии. Тогда-то я и осознаю, что натворила.

Мы с Миной сидим в отдельной кабинке в эксклюзивном японском ресторане, стол перед нами до краёв заставлен маленькими керамическими блюдами — пухлыми клецками гёдза, блестящими палочками якитори, золотисто-коричневым карааге, нежными ломтиками сашими.

Мы заказали слишком много еды на двоих, но это наш первый свободный вечер за целую вечность. Кэнди с нами не поехала; она отклоняла наши приглашения снова потусоваться, настаивая на том, что ей нужно подготовиться к концертному туру, хотя мы репетируем без остановки уже несколько месяцев.

Несколько недель назад я наконец не выдержала и всё рассказала Мине. Сначала она была шокирована, но, как и ожидалось, приняла все мои плохие решения без какого-либо осуждения, и от этого я уже меньше чувствовала себя абсолютным мусором.

— Итак, — Мина наклоняется и шепчет, хотя мы одни в кабинке, а шум в столовой достаточно громкий, чтобы заглушить всё, что мы говорим в этих стенах. — Ты осталась у него на ночь в пятницу, верно? Что было?

— Ну, много чего... — внезапно я осознаю, что мы находимся на публике, и что я ещё не до конца всё обдумала. Жар разливается по щекам, и я заканчиваю невнятно: — ...случилось.

Глаза Мины широко распахиваются:

— Так вы...?

Я тереблю изогнутую соломинку в стакане и киваю.

Мина несколько раз моргает и осторожно спрашивает:

— Как это было? Ты в порядке?

Неожиданно — вот как оно было.

Из-за нашего плотного графика нам с Чжин-Хваном удалось потусоваться всего несколько раз. И чтобы нас не сфотографировали вместе, мы встречаемся только посреди ночи. Потому что, как бы часто я ни шутила о нашем с ним романтическом будущем, на самом деле всё гораздо менее романтично.

В прошлую пятницу он позвонил мне в 23:40 и пригласил к себе домой.

Там мы смотрели фильм, а в следующую минуту уже целовались, а потом он задрал мою футболку, и я не остановила его.

Я сама этого хотела. Я мечтала об этом всю жизнь.

Именно это я сказала себе на следующий день, когда мне стало больно мочиться, в унитазе была розовая кровь, а в телефоне не было от него сообщений. Но большие выжидающие глаза Мины пригвоздили меня к месту, и я больше не могу заставить себя лгать.

— Всё произошло очень быстро. Думаю, я сама была в шоке, — нервный смех, который вырывается у меня, непривлекателен и громок.

Я думала, что Мина быстро утешит или расстроится из-за меня, но её ответ меня немного ошеломил.

— Да… — Мина смотрит в свою тарелку. — У меня в первый раз всё тоже было не столь уж замечательно.

Я подскакиваю на стуле, как ужаленная. За те два с лишним года, что я её знаю, Мина ни разу не упоминала о том, чтобы у неё был парень или хотя бы какие-то отношения.

— С кем это было? — нетерпеливо спрашиваю я.

— Просто один парень из той же стажёрской программы, на которую я ходила, — быстро отвечает она. — В нарушение правил мы встречались тайно. После того, как меня исключили из программы и я вернулась в Штаты, он перестал выходить на связь.

— Чёрт, мне так жаль, Минни.

— Всё в порядке. Я этим уже переболела. В любом случае, мы никогда не были настоящей парой, — говорит Мина, но я вижу печаль, которую она пытается скрыть своей ободряющей улыбкой. — Солнышко, ведь Чжин-Хван рано или поздно расстанется с Брейли, верно? А ты... — Мина прикусывает губу. — Убедись, что он... действительно испытывает к тебе какие-то чувства.

Я киваю, ковыряя тофу агедаши, отчего хлопья бонито покачиваются:

— Не волнуйся. Он говорит, что отношения с Брейли какое-то время были напряжёнными. В основном они поддерживают их ради выступлений и своих фанатов. Он почти уверен, что она встречается с гитаристом своей гастролирующей труппы.

Всё это звучало совершенно разумно, когда он мне всё объяснял.

— Он сказал, что определённо хочет быть со мной, но ему нужно придумать, как с ней расстаться, чтобы оба не пострадали. Я говорила тебе, что Брейли только что подписалась на меня в соцсетях? Это так неловко. Не знаю, что буду делать, если она заговорит со мной.

Я стараюсь не опускаться до адской кроличьей норы сравнений, но это неизбежно, когда я получаю уведомления о том, что Брейли лайкнула мои посты, и в конечном итоге часами просматриваю всю её ленту. Или когда я вижу, что у Чжин-Хвана на телефоне по-прежнему их совместная фотография в Париже. Или когда её клипы снова становятся топовыми, а она получает очередную награду или публикуется в другом журнале. Её белокурые локоны и белоснежные конечности — постоянное напоминание о том, что она идеальное воплощение настоящей американской поп-музыки, каким я никогда не буду.

Мина тихо слушает, затем опускает глаза. Кажется, до неё наконец доходит всё, что я ей говорю, и она борется сама с собой. Беспокоится. Но, как обычно, Мина выбирает путь сострадания:

— Я просто не хочу, чтобы тебе потом было больно, Солнышко.

Слишком поздно. И тем, кто причинил мне боль, был не Чжин-Хван.

Это он идёт на огромный риск, чтобы быть со мной.

Кэнди предпочтёт пожертвовать мной, чтобы спасти свою карьеру.

— Знаю.

— Ты уже рассказывала обо всём этом Кэнди? — Мина мягко перебрасывает вопрос через стол.

Она несколько раз спрашивала меня, всё ли в порядке между мной и Кэнди; она заметила напряжение в наших разговорах, увидела, как быстро мы готовы поссориться друг на другом, чего раньше никогда не было. Я сказала ей, что это просто стресс перед концертным туром, а Кэнди стала похожа на сержанта-строевика, и мне трудно оправдывать её ожидания.