Дино Динаев - Дурная Слава
Бен попросил ее успокоиться и набрал номер Николая. Трубку взял мужчина с зычным голосом.
— Что ж вы в самом деле? — возмутился он. — Нам работать, а вы до чего человека довели? Да, Николая. Он у нас и так малохольный с тех пор, как белая горячка была, и он был вынужден торпеду вшить, а вы ему такие вещи с ходу говорить! Он аж лицом побелел, а теперь в туалете уже полчаса как закрылся. То блюет, то дрищет. Нельзя ему стрессов. Никак нельзя.
Бен даже говорить ничего не стал. Понял, что Николай ему не помощник.
Отпросившись, он ехал к Ларисе, когда она вновь позвонила:
— Господи, теперь из милиции звонили!
Свет померк в глазах Бена, и он нажал на тормоза, чудом не задев никого в потоке.
На него орали и факали клаксонами, ему было все равно.
— Что с Артемом?
— Ничего не знаю! Велели приехать в 42-е отделение милиции.
Бен развернулся поперек потока, и лишь дорогая машина позволила ему избежать столкновения — все пропускали его беспрепятственно, хотя у многих на перекошенных лицах было написано желание таранить ее как камикадзе.
Когда Бен взбежал на высокое крыльцо и открыл дверь, в нос шибанул знакомый запах ваксы и кирзы. На скамейке сидели светленькая девушка в расстегнутом пальто, под которым тонкая блузка раздувалась на обширных грудях, и парень с забинтованной головой. У Бена зашлось сердце, но это был не Артем. Бен подошел к стойке, похожую на стойку в затрапезной гостинице, за которой сидел очень худой милиционер.
— Нам звонили насчет сына.
— Как фамилия?
— Артем Ма…Артем Шуберт, — Бен уже отвык от своей настоящей фамилии.
— Паспорт есть?
— Я прямо с работы. Паспорта нет.
Худой внимательно посмотрел на него, и Бену показалось, что тот видит его насквозь и сейчас скажет:
— Если вы с работы, то у вас должен быть пропуск. Давайте-ка его сюда, или мы вас задержим для выяснения!
— Где мой сын? Что с ним?
Милиционер смотрел зло, и это немного успокоило. Если бы случилось непоправимое, он бы не так глядел, а изображал сочувствие.
— Что ж вы сына не воспитываете? Хулиган растет у вас, гражданин Шуберт!
— Ничего не понимаю! Вы меня зачем вызвали? Для того чтобы нотации читать?
— Не грубите тут мне! Я, между прочим, при исполнении, — худой значительно постучал карандашиком по стойке.
Кто-то крикнул из глубины конторки:
— Векшин, иди чайник ставь!
— У меня дело, — значительно произнес худой.
— Я тебе покажу дело! Иди, ставь!
От такого обращения Бен осмелел.
— Где мой сын? — рявкнул он.
— А что вы кричите? — удивился худой. — Ваш сын задержан. Его сейчас привезут.
Уже привезли.
Последние слова были обращены к открывшейся двери, в которую вошли двое милиционеров в мышиных куртках. Против ожидания с ними никого не было, а лицо первого было белым.
— Где задержанный? — спросил худой.
— Сбег! — громко выпалил второй милиционер, помогая первому с белым лицом сесть.
— Ты как Василич?
Тот затрясся, пытаясь выдавить какие-то слова, но вместо слов вырвался только звук "А".
— Что с ним? — спросил Векшин.
— Отвали! — коротко осадил первый. — Водку давай, отпаивать будем, — милиционер обратился к сидящим. — Ну-ка, молодежь, подвинься!
— Разуй глаза, тут человек ранен! — возмутилась девица, парень согласно застонал, но глаз под повязкой был наглый.
— Двигай, говорю, а то сейчас в обезьянник перекочуете!
— С какой радости? Мы пострадавшие! — возмутилась девица, но парень с перебинтованной головой исподтишка дернул ее за руку, и они переместились.
— Садись, Васильич. Ты как?
Тот опять задергался и протянул извечное «А-а». Перебинтованный подергал девицу за руку и подмигнул. Та резко сменила тон и уже миролюбиво произнесла:
— Раз такие дела, может, мы пойдем отсюда? Не будем мешать.
— Куда вы пойдете? Мы с Василичем жизнью из-за вас рисковали, а вы пойдете!
Заявление будете писать по полной программе, как жертвы нападения опасного преступника! — он снова поинтересовался у напарника. — Ты как, Василич?
Того, наконец, прорвало.
— А-а… ты как себя бы чувствовал, если бы в тебя из ствола шарахнули в упор?
— Он же мимо стрелял.
— Это я увернулся, дурик!
— Да ты же сидел как пришитый! Он по малолетству промашку дал!
До Бена понемногу начала доходить вся картина, и он похолодел.
— Не может быть! — проговорил Бен. — Это кто-то другой! Артем же всего на свете боится! От громкого крика в обморок падает.
Все сидящие на лавке тотчас подозрительно уставились на него.
— Это кто?
— Отец подозреваемого малолетнего преступника, — с готовностью пояснил Векшин.
Забинтованный оказался на ногах с криком:
— Удавлю падлу!
— Дай ему, Бугай! — поддержала девица.
— Сидеть! Тут вам не здесь! — встрял второй милиционер, а Василич, наоборот, с опаской отодвинулся.
— Это что ж вы, папаша, за сыном не глядите? Он ведь мог меня убить. Вы сами кем работаете?
— Не мог Артем никого и пальцем тронуть. Это ошибка.
— Он мне чуть калган не пробил! Тихоней притворяется! — закричал Бугай.
— Меня чуть не трахнул! Я хотела сказать, чуть не изнасиловал! — взъярилась девица.
— Заткнитесь все! — перекричал всех милиционер. — Поменьше надо сиськи напоказ выставлять, ни у кого и не встанет. Ошибки здесь нет, папаша. Сынок ваш паспорт у нас оставил, когда наутек кинулся. Вот полюбуйтесь.
Бен оторопело взял документ. С фотографии насуплено смотрела знакомая до боли физиономия. Он и не знал, что у Артемки уже есть паспорт. Господи, как много он пропустил.
— Давайте без спешки разберемся, — предложил он, потому что в конец запутанный мозг больше ничего не пришло.
— Вот вы и разбирайтесь на здоровье! — вскочила девица. — А нас не имеете права задерживать, нам рану надо лечить. Больной еле сидит.
— Кто еле сидит? — недобро покосился на нее Бугай. — Я этого рохлю соплей мог перешибить. Он на меня неожиданно кинулся.
— Да? Ты ж его первым двинул! — девица уперла руки в бока.
— Чего ты несешь, дура? — Бугай покосился на милиционеров, заинтересовано внимавших за перепалкой.
— Сам дурак! — разобиделась она. — Велел разговор с ним завязать, да в подворотню вести, а как до дела дошло — в кусты? Видишь ли, он неожиданно начал.
А сам уже с дубиной стоял наготове.
— Чего ты несешь, дура? — оторопел Бугай. — До какого дела?
— Судя по всему, до уголовного, — заметил милиционер.
Девица смутилась.
— Я что-то не то говорю. Вы уж меня простите, шок и все такое?
