Клайв Баркер - Баркер К. Имаджика: Примирение. Гл. 37-62
Не случайно эти мысли пришли ей в голову именно здесь. Хотя звуки, наполнявшие комнату, были пока недоступны ее пониманию, цель, с которой они пришли сюда, была ей ясна, и это вдохновило ее на размышления. Отпустив руку Кезуар, она подошла к центру комнаты и оставила светильник на пол рядом с решеткой. Она почувствовала, что ей нельзя забывать о причине, по которой они здесь оказались, а иначе все ее мысли унесет мощной волной звука.
— Как нам разобраться в этом хуле? — спросила она у Кезуар.
— На это потребуется время, — ответила сестра. — Даже для меня. Но я отметила стороны света на стенах. Видишь?
Юдит огляделась и увидела грубые метки, нацарапанные на гладкой поверхности камня.
— Просвет находится в направлении север-северо-запад. Мы можем немного облегчить себе работу, если повернемся в этом направлении. — Она вытянула руки, словно привидение. — Не проведешь ли ты меня на самую середину?
Юдит помогла ей, и вдвоем они повернулись в направлении Просвета. С точки зрения Юдит, никакой пользы это не принесло: гул оставался таким же неразборчивым, как и раньше. Но Кезуар опустила руки и стала внимательно вслушиваться, слегка поворачивая голову то в одну, то в другую сторону. Прошло несколько минут. Юдит хранила молчание, боясь, что неосторожный вопрос может нарушить сосредоточенность сестры. Наконец ее усердие было вознаграждено: ей удалось расслышать несколько невнятных слов.
— Они молятся Мадонне, — сказала Кезуар.
— Кто?
— Голодари. Неподалеку от Просвета. Они приносят благодарность за чудесное избавление и просят о том, чтобы души погибших были приняты в рай.
Кезуар замолчала, и Юдит, вооруженная теперь ключом к разгадке доносившегося до нее бормотания, попыталась разобраться в разноголосье. И хотя ей удалось сконцентрироваться до такой степени, что ухо ее стало улавливать слова и даже отдельные фразы, все равно ей не удавалось проникнуть в смысл того, что она слышала. Через некоторое время Кезуар расслабилась и пожала плечами.
— Теперь слышны только какие-то обрывки, — сказала она. — Мне кажется, они находят трупы. Кто-то молится плачущим голосом, кто-то произносит клятвы.
— Ты знаешь, что там произошло?
— Это случилось не сейчас, — сказала Кезуар. — Ось слушает эти молитвы уже в течение нескольких часов. Но это было что-то ужасное, уж это точно. Похоже, очень много человеческих жертв.
— Эпидемия изорддеррексской чумы? — предположила Юдит.
— Возможно, — сказала Кезуар. — Ты не хочешь присесть и немного перекусить?
— Прямо здесь?
— А почему бы и нет? Это место меня успокаивает. — Протянув руки и опершись на Юдит, Кезуар присела. — Со временем ты к нему привыкнешь. Может быть, это даже немножко похоже на наркотик. Кстати сказать… где наша еда? — Юдит вложила сверток в протянутые руки Кезуар. — Надеюсь, это дитя положила сюда криучи.
Ее цепкие пальцы исследовали поверхность свертка, разодрали его и стали передавать Юдит его содержимое. Там были фрукты, три ломтя черного хлеба, немного мяса и — последняя находка вызвала у Кезуар радостное восклицание — небольшой пакетик, который она не стала передавать Юдит, а поднесла к носу и понюхала.
— Умное создание, — сказала Кезуар. — Она знает, что мне нужно.
— Это наркотик? — спросила Юдит, раскладывая еду. — Я не хочу, чтобы ты принимала его. Мне нужно, чтобы ты оставалась здесь, а не улетела бог знает куда.
— И ты пытаешься отнять у меня мое удовольствие, увидев такой сон на моих подушках? — сказала Кезуар. — Я слышала, как ты задыхалась и стонала. Кто тебе приснился?
— Это мое дело.
— А это — мое, — ответила Кезуар, отбрасывая ткань, в которую Конкуписцентия тщательно завернула криучи.
Выглядел он аппетитно, похоже на кубик помадки.
— Когда у самой нет пристрастия, сестра, тогда можно позволить себе морализировать, — сказала Кезуар. — Я, конечно, слушать не буду, но ты можешь продолжать.
С этими словами она запихнула весь криучи себе в рот и принялась жевать его с довольным видом. Тем временем Юдит подыскала себе более традиционное питание, выбрав из нескольких фруктов тот, который с виду напоминал уменьшенный вариант ананаса. Очистив его, она обнаружила, что содержание соответствовало форме: правда, сок был немного терпковатым, но мякоть — вкусной и сладкой. Съев ананас, она принялась за хлеб и мясо. Не успела она откусить первый кусок, как в ней разыгрался такой аппетит, что вскоре добрая половина запасов была уничтожена. Жажду она утоляла горьковатой водой из бутылки. Гул молитв, казавшийся столь всепроникающим, когда она вошла в комнату, не смог составить конкуренцию более непосредственным ощущениям — вкусу фруктов, мяса, хлеба и воды и превратился в отдаленное бормотание, о котором она почти забыла во время трапезы. Когда она кончила есть, криучи, судя по всему, уже проник в кровь Кезуар и стал оказывать действие. Она раскачивалась взад и вперед, словно под действием волн какого-то невидимого прилива.
— Ты слышишь меня? — спросила у нее Юдит.
Кезуар ответила лишь после довольно долгой паузы.
— Почему ты не последуешь моему примеру? — сказала она. — Поцелуй меня, и мы сможем поделиться криучи. Уста к устам.
— Я не хочу тебя целовать.
— Почему? Неужели ты настолько не любишь саму себя, что не можешь заняться с собой любовью? — Она улыбнулась себе самой, позабавленная парадоксальной логикой этой фразы, — Ты когда-нибудь занималась любовью с женщиной?
— Насколько я помню, нет.
— А я занималась. В Бастионе. Это гораздо лучше, чем с мужчиной.
Она потянулась к Юдит и столь безошибочно нашла ее руку, словно была зрячей.
— Какая ты холодная, — сказала она.
— Да ист, это ты горячая, — ответила Юдит, освобождаясь от ее руки и отодвигаясь в сторону.
— Ты знаешь, почему здесь так холодно, сестра? — сказала Кезуар. — Это из-за ямы под городом, где лежит фальшивый Искупитель.
Юдит бросила взгляд на решетку и поежилась. Под землей повсюду скрывались мертвые.
— Холод твоего тела — это холод смерти, — продолжала Кезуар. — Твое сердце во льду. — Все это произносилось напевным голосом, в такт раскачиваниям. — Бедная сестра. Умереть еще при жизни.
— Я больше не желаю это слушать, — сказала Юдит. До этого момента она сохраняла самообладание, но бредовые речи Кезуар начали раздражать ее все больше и больше. — Если ты не прекратишь, — пригрозила она тихо, — я оставлю тебя здесь и уйду.
— Не делай этого, — попросила Кезуар. — Я хочу, чтобы ты осталась и занялась со мной любовью.
