Клайв Баркер - Баркер К. Имаджика: Примирение. Гл. 37-62
— Иногда, — сказала она, — когда он бывал одурманен криучи, он говорил об Оси так, словно он обвенчан с ней, причем именно он играет роль жены. Он говорил об этом, даже когда мы занимались любовью. Он утверждал, что Ось вошла в него подобно тому, как он входил в меня. Потом он, конечно, это отрицал, но мысли об этом постоянно бродили у него в голове. Собственно говоря, такое на уме у каждого мужчины.
Юдит усомнилась и выразила свое недоверие вслух.
— Но ведь им так хочется, чтобы ими овладели, — сказала Кезуар в ответ. — Чтобы в них вошел какой-нибудь Святой Дух. Ты только послушай их молитвы.
— Нечасто мне приходилось слышать, как молятся мужчины, — сказала Юдит.
— Когда дым рассеется, тебе представится такая возможность, — сказала Кезуар. — Они перепугаются, когда поймут, что Автарха больше нет. Они могли ненавидеть его, но его отсутствие для них еще более непереносимо.
— Когда они напуганы, они очень опасны, — сказала Юдит, и в голову ей пришла мысль, что ее слова с таким же успехом могли бы принадлежать и Кларе Лиш. — Тогда от них трудно ожидать проявлений набожности.
Не успела Кезуар открыть рот для ответной реплики, как Конкуписцентия внезапно остановилась и начала бормотать себе под нос молитву собственного сочинения.
— Мы пришли? — спросила Кезуар.
Конкуписцентия на секунду прервала бормотание, чтобы сообщить своей госпоже, что они действительно достигли цели. Дверь напротив них и уходившие вверх по обе стороны от нее винтовые лестницы выглядели ничем не примечательными. Все было монументальным, а следовательно, банальным и скучным. По пути через остывающие внутренности дворца они миновали уже около дюжины подобных порталов. Но этот — или, вернее, то, что за ним находилось, — привел Конкуписцентию в нескрываемый ужас.
— Мы рядом с Осью? — спросила Юдит.
— Башня прямо над нами, — ответила Кезуар.
— Мы пойдем туда?
— Нет. Ось может убить нас. Но под Башней есть комната, куда просачиваются послания, которые притягивает к себе Ось. Я часто там шпионила, а он так и не узнал об этом.
Юдит выпустила руку Кезуар и подошла к двери, втайне разозленная, что ей не удастся посмотреть на саму Башню. Ей хотелось увидеть этот сгусток силы, ограненный и установленный Самим Богом. Кезуар сказала, что это может оказаться смертельным, но разве можно быть уверенным, пока не проверишь сама? Может быть, это были просто слухи, распускаемые Автархом, чтобы дары Оси доставались ему одному? Уж он-то процветал под ее покровительством, в этом не было никаких сомнений. Но на что могут оказаться способными другие, если ее благословение почиет на них? Сумеют превратить ночь в день?
Она повернула ручку и открыла дверь. Из темноты пахнуло затхлым холодным воздухом. Юдит подозвала Конкуписцентию, взяла у нее из рук светильник и подняла его высоко над головой. Вперед вел узкий наклонный коридор, стены которого казались чуть ли не лакированными.
— Я подожду вас здесь, госпожа? — спросила Конкуписцентия.
— Дай мне, что ты взяла с собой из еды, — ответила Кезуар, — и оставайся за дверью. Если ты кого-нибудь услышишь или увидишь, ты должна будешь войти и отыскать нас. Я знаю, что ты боишься этого места, но тебе придется проявить мужество. Ты поняла меня, дорогая?
— Я все поняла, госпожа, — ответила Конкуписцентия, вручая Кезуар сверток с провизией и бутылку, которые она принесла с собой.
Приняв эту ношу, Кезуар взяла Юдит под руку, и они вступили в коридор. Похоже, какая-то часть огромного механизма крепости продолжала функционировать, ибо не успели они закрыть дверь, как круг, разорванный, пока она была распахнута, вновь замкнулся и кожа их ощутила воздушные вибрации, в которых слышался едва уловимый шепот.
— Вот они, — сказала Кезуар. — Откровения.
Юдит подумала, что это, пожалуй, слишком возвышенное слово. Коридор был наполнен негромким гулом, словно сюда долетали обрывки передач тысячи радиостанций, не поддающиеся расшифровке, то и дело пропадающие, чтобы вновь возникнуть на той же волне. Юдит подняла лампу, чтобы посмотреть, сколько им еще идти. Коридор заканчивался через десять ярдов, но с каждым ярдом шум увеличивался, не по громкости, а по количеству радиостанций, на которые были настроены эти стены. Ни по одной из них не передавали музыку. Это были множества голосов, сливавшихся в один; это были одинокие завывания; это были рыдания, крики и слова, звучавшие так, словно кто-то читал стихи.
— Что это за шум? — спросила Юдит.
— Ось слышит все слова, имеющие отношение к магии, во всех Доминионах. Любое заклинание, любую исповедь, любой предсмертный обет. Таким образом Незримый узнает о том, каким Богам, кроме Него, поклоняются люди. И каким Богиням.
— Он шпионит и у смертного ложа? — сказала Юдит, охваченная отвращением при этой мысли.
— Повсюду, где смертное создание обращается к Божеству — независимо от того, существует то или нет и отвечает ли молящемуся, — присутствует Незримый.
— И здесь тоже? — спросила Юдит.
— Нет, если ты только не начнешь молиться, — сказала Кезуар.
— Не начну.
Они были уже в конце коридора. Воздух здесь был еще насыщеннее голосами и прохладнее. В свете лампы открылось помещение в форме дуршлага, футов двадцать в диаметре; его изогнутые стены были такими же отполированными, как и в коридоре. В пол была вделана решетка, подобная той, что бывает под разделочным столом мясника. Сквозь нее останки молитв, выдернутых с кровью из сердца скорбящих и выплеснутых вместе со слезами радости, стекали в недра горы, на которой был построен Изорддеррекс. Юдит трудно было понять, как это молитва может вести себя подобно материальному предмету — поступать на хранение, подвергаться анализу и исчезать в сточном колодце, — но она знала, что непонимание это объясняется ее долгой жизнью в мире, который не благоприятствовал превращениям. А здесь не существовало ничего настолько материального, что уже не могло бы быть переведено в духовную форму, и ничего настолько бесплотного, что не нашло бы своего места в материальном мире. Молитва может со временем превратиться в твердое вещество, а мысль, которая до сна синего камня казалась ей запертой в черепной коробке, может летать, как зоркая птица, удаляясь от тела, где она родилась. Жучок может уничтожить плоть, если ему знаком ее код, а плоть в свою очередь может путешествовать между мирами, превратившись в картину, возникшую в сознании соединительного коридора. Она знала, что все эти тайны являются составными частями единой системы, которую ей так хотелось постичь: одна форма превращается в другую, потом опять в другую, и опять, вливаясь в великолепный ковер трансформаций, который в своем единстве и образует бытие.
