Джесс Невинс - Мистические города
— Думаю, мне нужно на воздух, — сказала Гейл женщине.
По пути в гостиницу она вела долгую телепатическую беседу с колдуньями. Они сказали, как сожалеют о том, что выгнали ее, и предложили угощение. Бреннан ужасно обрадуется ее возвращению. Сладкие слезы польются по круглому личику малышки. Слезы для нее одной.
Когда Гейл переступила порог, сестры махнули ей, приглашая подойти к конторке. Девушка подняла вверх свое подношение и зажгла огонь:
— Это подарок.
— А-а-а, дорогая, мы предполагали, что ты можешь вернуться за дозой. — Одна из старух дружелюбно похлопала Гейл по руке, а вторая наполнила из чашки шприц.
— Ты осунулась. Плохо спала?
Девушка закатала рукав свитера при приближении колдуньи со шприцем. Однако поршень опустился, не дав игле проткнуть кожу. Слезы брызнули и упали на пол.
Гейл вскрикнула, как будто ее проткнули насквозь, и рухнула на колени. Она едва удержалась, чтобы не схватиться за намокший ковер.
— Может, тебе лучше поваляться в обнимку с хорошей книжкой, дорогая?
Она обхватила себя руками, пытаясь защититься от насмешек, но они все равно причиняли боль. Она не знала, куда пойти, поэтому отправилась обратно в приют. Ей хотелось сейчас немного заботы, а потом она решит, что делать дальше. Все Нормальные, кто не имел в Зоне определенного занятия, в результате оказывались без крова и пищи. Скитаться Внутри было делом опасным. Изменились не только люди. Ходило слишком много слухов о плотоядных переулках и руинах.
Этим вечером она проснулась мокрая от пота. Ее пальцы дергались, а тело горело, словно в животе разлилась кислота. Гейл не могла понять, где находится, и несколько минут пребывала в состоянии паники, пока глаза не привыкли к темноте и не вернулась память. Она позвала сиделку. Ее крик отозвался стонами и проклятиями проснувшихся постояльцев. Сладкая микстура, которую принесла сиделка, понемногу успокоила девушку.
Пронзительная боль сопровождала любое ее движение на следующий день. Каждый вдох требовал усилия. Она нашла маленькое зеркальце и долго разглядывала свое отражение. Всегда ли кожу вокруг глаз покрывали морщины? Другие женщины в приюте засмеялись над ее — как они, должно быть, подумали — тщеславием, но Гейл знала, в чем дело. Колдуньи предупредили ее относительно Александра слишком поздно. Она чувствовала себя старухой.
Наставница пристала к ней с вопросами о наркотиках. Гейл завопила, требуя оставить ее в покое. Она знала: сестры больше никогда не дадут ей увидеться с Бреннан. Ей ничего так не хотелось, как взять малышку, прижаться к ней и целовать нежное личико. И тогда все снова бы встало на свои места.
Прошел дождь, и боль усилилась. Это наверняка был артрит. Трясущиеся пальцы потянулись к коробочке из фальшивого золота, лежавшей в кармане. Гейл склонилась, чтобы остальные не увидели содержимого коробочки. Она раздумывала, не принять ли одну из загадочных таблеток мистера Тео. Гейл пристально смотрела на таблетки, и на их поверхности начали постепенно проступать буквы. Она словно держала в руке крошечные кусочки таинственной кожи Александра.
— Что такое ланоксин? — спросила она сиделку, когда та подошла ее проверить. Гейл держала свое сокровище под одеялом.
Глаза женщины налились подозрением.
— Дигиталис, или наперстянка. Тебе еще слишком рано беспокоиться о подобных вещах.
— Мне показалось, я слышала, кто-то здесь просил это лекарство.
— Надеюсь, ты ошибаешься. Это для людей со слабым сердцем. — Наставница склонилась и прошептала: — Как твоя ломка?
Гейл покачала головой. Наставница не поняла. Гейл больше не нуждалась в историях Александра. Нужно было прекратить их читать. И колдуньям тоже. Вдруг без своей Книги они все снова станут молодыми? У него, скорее всего, ужасно злое сердце, если он причиняет им такие страдания. Возможно, ей не придется скармливать ему все эти маленькие пилюли.
— У вас есть аспирин? — спросила она.
День сегодняшнийКолдуньи совсем не обращают внимания на то, что она поднимается по лестнице. А может, они одобряют ее план. Да, наверняка одобряют. Может, и Бреннан тоже.
Гейл барабанит своими больными руками по открытой двери Александра. Он внимательно смотрит на нее с кровати. Она посылает ему самую что ни на есть дружелюбную улыбку:
— Давай поговорим.
Она трясет бутылкой. Ланоксин дребезжит вперемешку с аспирином.
«Сестры сказали, ты ушла».
— Тебе больно, я знаю. — Она стискивает зубы, откручивая крышку. Ей требуется несколько попыток, и в результате она едва не задыхается. — Вот. — Она подносит таблетки к его губам.
Он открывает рот, и она кладет пилюли точно на коренные зубы. Он сжимает челюсть.
— А теперь расскажи мне историю. — Она садится на стул.
Буквы проступают на его коже, а она сдерживает дрожь в предвкушении конца.
СТЕФАНИ КАМПИЗИ
Заглавие
Пер. В. Полищук
В центре города, между облюбованной наркоманами опушкой Ситтер-парка (там, где торчки шляются по колючей от оброненных иголок и блестящей от фольги траве) и мрачной громадой комплекса «Адовы трюки», который уродует горизонт Скендгротиана своими непомерными зеркальными окнами и огромными деревянными лестничными площадками, — так вот, между ними кое-как втиснулся островок религии и духовности и всего того, что давно уже попало под запрет. Тесно, точно ласточкины гнезда, лепятся друг к другу, выстроившись полумесяцем, жилые дома, склады, заброшенные церквушки, насильно объединенные однотипными новодельными фасадами, цементными и грубыми. Фасады щетинятся и кучерявятся какими-то архитектурными деталями и завитушками, а поверх них спутанными прядями свисает плющ, который, изнемогая от жажды, выпил из пористых стен всю влагу.
Крайним в ряду этих мрачных зданий стоит покосившийся дом с террасой. Весь он в оспинах и выщербинах — следах многолетних войн между уличными бандами. Фундамент его источен, словно гнилой зуб, потому что год за годом о подножие дома бьются волны реки Аквы. Здесь и нашел временное прибежище Регент Полертрони — в этом угрюмом здании, подпирающем Храм, самое знаменитое культовое сооружение Скендгротиана. Дом Регента прислонился к Храму, точно подвыпивший служка. Как и десять лет назад, дом примечателен тем, что на низеньких воротцах в его сад, против обыкновения, не видно никаких табличек с именами, чинами, званиями и титулами. Однако теперь уже не видно и сами воротца, скрытые неровной завесой вьющихся растений, которые бурно разрослись из деревянных шпалер на стенах.
