Ричард Матесон - Призраки
— Чем больше мы обсуждаем этот вопрос, тем больше мне кажется, что в последние годы наша совместная жизнь превратилась в неудачную шараду, бессмысленную головоломку. Каждый из нас пытается, но безуспешно, догадаться, что именно задумал другой, и так же безуспешно старается озвучить свою догадку. — Эллен обернулась к нему. — Поверь, никогда прежде я не чувствовала себя так далеко от тебя, как сейчас.
Он смотрел, как жена молча встала, прошла через комнату и остановилась у лестницы.
— Пойду укладывать вещи. Мы возвращаемся в Шерман-Оукс. Думаю, нам надо развестись.
Дэвид вздрогнул.
— Нет. Я не хочу.
Она снова молча посмотрела ему в глаза. И вдруг у него перед глазами все стало расплываться и дрожать, ее силуэт стал неясным.
— Нет, — снова пробормотал он и потряс головой, стремясь избавиться от этой странной пелены перед глазами.
Эллен вернулась, подошла к нему и коснулась пальцами его щеки.
— Дэвид?
— Нет.
— Ты не хочешь этого?
— Нет.
— Ты хочешь, чтобы все продолжалось, как оно есть?
Он смог лишь протянуть к ней руки.
— Дэвид…
Внезапно она очутилась в его объятиях, ее руки обвили его, ее щека прижалась к его лицу, ее слезы потекли по его щекам.
— Не оставляй меня, Эл, прошу.
— Нет-нет. Я ни за что тебя не оставлю.
— Ты так нужна мне. Пожалуйста, не бросай меня одного.
— Дэвид. О, мой любимый. Дэвид! Не говори так. Я не брошу тебя! Никогда не брошу. До тех пор, пока ты будешь нуждаться во мне. До тех пор, пока буду тебе нужна.
Она осыпала поцелуями его лицо и вся светилась радостью. Дэвид погрузил лицо в ее волосы, крепко обнял.
«Так будет правильно, — думал он. — Я принял правильное решение. И оно словно живительным теплом омывает мой разум, мое тело. Здесь моя любовь, мое счастье. Как мог я сомневаться в этом? Все так ясно».
Страсть, которую он познал с Эллен, так отличается от того, что он испытывал с Джулией и тем более с Марианной. Это желание тоже было физическим, оно тоже волновало его плоть, но вместе с этим его страсть к Эллен будто преломлялась через разум, будто вносила в их отношения частицу его души.
«Вот оно!» — решил он. И эта конкретность вдруг пронзила его страхом. Таково решение, и оно окончательное. Таков ответ! Оказывается, надо лишь одолжить охваченному страстью телу чуточку духовного, выразить через плоть свою душу. Он и раньше когда-то размышлял над этим, но теперь он знал это твердо. Дрожь неожиданно сотрясла все его тело, и такая сильная, что Эллен удивленно взглянула на него.
— Что с тобой?
— Ничего. — Он судорожно цеплялся за нее руками. Попытался посмеяться над самим собой, но смех застрял в горле. — Хотя, почему же ничего? Наоборот, все!
Изумленный, он покачал головой. В чем тут дело? Было ли это так называемым самоосвобождением, чувством, о котором ему доводилось читать? Его тело никуда от него не делось, оно находилось там, где ему было положено, но теперь оно не доминировало над ним, не подчиняло его своим желаниям, а, наоборот, само подчинялось ему; оно не контролировало его поведение, а, наоборот, само было под контролем его разума. Он мог им пользоваться как замечательным музыкальным инструментом, играя ту мелодию, которую хотел играть. Он закрыл глаза, почувствовав сильное головокружение. Конечно, такая эйфория не может продолжаться долго.
Она и не продолжалась, лишь окутала его подобно сверкающей мантии и соскользнула, вернее упорхнула, оставив его. Дэвид бросил взгляд на жену.
— Что с тобой? — Улыбаясь, она смотрела ему в глаза.
— Я только что был космическим телом.
— Как это? Я не понимаю.
— Я тоже. Но это было великолепно! — Он прижал ее к себе. — И все это благодаря тебе. Даже не представляю как, но это чудесно!
Шепча его имя, она все сильней прижималась к нему.
— Я так люблю тебя.
— А я? Я испытываю чувство, большее чем любовь. Я существую благодаря тебе. — Он поцеловал ее. — Не спрашивай, что это означает. Я и сам не знаю. Это ощущение космоса почти сразу исчезло, но каким оно было чудесным. Совершенно необыкновенным! Я бы так хотел, чтобы ты его тоже познала.
Он встал и заставил подняться ее. Реальность вернулась, теперь все опять было на своих местах.
— Пойдем, Эл. Быстро уложимся и бегом домой. Нас ждет дома уйма дел.
— Хорошо, дорогой.
Они двинулись к лестнице, не размыкая объятий.
— Кто бы нас увидел сейчас? — рассмеялась Эллен и смахнула ладонью с его щеки свои слезы. — Сумасшедшая парочка.
— Мы проливали слезы от любви, — произнес Дэвид и вдруг подумал — раньше он ни за что бы не поверил, что будет в состоянии произносить такие слова и не смущаться их сентиментальности. — У нас обязательно все будет хорошо. Мы справимся со всеми нашими трудностями.
— Я справлюсь, — подхватила Эллен, — вместе с тобой.
— Обязательно вместе со мной, это уж непременно. — Он коснулся поцелуем ее щеки.
Они зашагали вверх по ступеням. Как ни странно, его шаги были уверенными, не чувствовалось ни малейшей усталости.
— Пожалуйста, вытри слезы. — Он вынул из кармана носовой платок.
— Не могу сдержать их. Понимаешь, я была уверена, что все кончено, что ты не любишь меня и намерен расстаться со мной.
— Я ужасно люблю тебя и никогда с тобой не расстанусь.
Ее рука, лежавшая на талии Дэвида, сжалась еще сильнее.
— Да, не уезжай, пожалуйста, никуда.
— Никогда.
Он сам в это верил. Ему вдруг стало удивительно хорошо. Все страхи его покинули.
«Еще одна фраза-шаблон», — поймал он себя. Но зато к месту. Словно тяжкий груз наконец-то свалился с его плеч. Именно таким он себя чувствовал — освободившимся от бремени, уверенным в своих силах. В нем ничто не дрогнуло, когда они поравнялись с мастерской. С этим покончено. Отвратительный, хоть и многозначительный эпизод. Он ничуть не сожалел о нем, разве что совсем немного, из-за того, что, возможно, это обидело Марианну.
— Зато подумай, как здорово получится: мы будем дома, когда Линде придет время рожать. — Дэвид улыбнулся.
Она кивнула и тоже заулыбалась. Дэвид пристальнее всмотрелся в любимое лицо.
— Ты все беспокоилась обо мне. А по-моему, ты и сама устала очень сильно.
— Да, конечно, устала. Немного. — Они добрались до верха лестницы, и Эллен прислонилась головой к плечу Дэвида. — Но все равно мне сейчас легко. Это были тяжелые дни.
— Я знаю. — Он покрепче прижал ее к себе.
Когда они вошли в спальню, он заметил на ее лице какое-то странное отсутствующее выражение.
— Ты и в самом деле хорошо себя чувствуешь? — спросил он.
