Ольга Грибова - Тьма
— Похоже, какой-то спелеолог потерял своё снаряжение, — усмехнулся я и дернул за веревку. Она оказалась на удивление крепкой и никак не желала отпускать ногу девушки. — Сейчас порву веревку.
Произнеся это, я ухватился двумя руками за канат, намериваясь дернуть его в стороны, когда Андрей вдруг бросился вперед и оттолкнул меня. Веревка выскользнула из ладоней, и я повалился назад, недовольно воскликнув:
— В чем дело?!
Вместо ответа раздался шелест — вампир сосредоточено копошился в карманах. Наконец, он удовлетворено хмыкнул, раздался щелчок, и лицо Андрея осветило дрожащее пламя зажигалки.
— Есть у меня подозрение, — говоря, он протянул руку с «Зиппо» к ноге Амаранты, — что это не обычная веревка.
— А какая же? — я поднялся на ноги и отряхнул ладони от земли.
В свете зажигалки мы рассмотрели толстую бечевку, переливающуюся всеми оттенками золотистого — от цвета пляжного песка до желтого школьного автобуса. Веревка точно впитала в себе свет и сама начала светиться изнутри, то вспыхивая ярче, как звезда на небосклоне, то чуть затухая, как угольки гаснущего костра. Казалось, внутри неё живет стая светлячков. Они порхают туда-сюда, заставляя её искриться и сверкать подобно бриллианту в свете прожекторов.
— Она пульсирует, — шепотом оповестила нас Эмми, боясь лишний раз пошевельнуться. Мы все понимали: одно неловкое движение и веревка, не дай Бог, оборвется.
Я проследил взглядом за одним из концов бечевки, желая узнать откуда она берет своё начало. Пришлось запрокинуть голову, и под самым потолком я заметил, как сотни тысяч подобных веревок переплетаются друг с другом, образуя невероятный по своим размерам спутавшийся клубок.
— Нити судьбы, — выдохнул Андрей.
Едва касаясь пальцами золотой веревки, мы помогли Амаранте освободить ногу. Отныне мы шли, внимательно глядя себя под ноги, чтобы не зацепить ни одной нити. Страшно представить, во что могла вылиться наша неосмотрительность, ведь каждая нить — это чья-то жизнь. Оборви её и ты убьешь человека.
Постепенно в пещере становилось светлее и всё благодаря нитям судьбы, которые своим мерцанием разгоняли мрак. Мы шли, разинув рты и крутя головами из стороны в сторону. Хотелось увидеть всё и сразу, запечатлеть в памяти каждую мелочь. Кто знает, доведется ли нам еще раз увидеть нечто подобное?
Нити судьбы, будто живые, раскачивались под потолком, сползали по стенам подобно лианам, выступали из земли, как толстые корни деревьев. Некоторые из них были обособлены от своих собратьев, другие тесно переплетались, точно две составляющие одного целого они практически прорастали друг в друга. Третьи хоть и были соединены, но как-то ненадежно. Коснись их, и они отпрянут в стороны. Одни нити были безмерно длинными и толстыми, как ствол дуба, вторые — совсем малютки — были тоньше и как будто слабее. Порвать такую ничего не стоило.
— Только подумать, — Эмми аккуратно дотронулась кончиками пальцев до одной из самых плотных нитей, — в этой пещере заключены судьбы всего сущего.
Девушка остановилась, склонив голову набок, и задумчиво улыбнулась.
— К чему нам царица? Достаточно оборвать нить жизни Грэгори!
Собственная идея настолько воодушевила Амаранту, что она едва сдерживала радостный смех, но он отчетливо читался в её глазах.
— Как ты отыщешь здесь Грэгори? — осведомился Андрей.
Эмми немного приуныла, но быстро нашлась с ответом:
— Его нить должна быть одной из самых толстых.
— Этак ты скопом покончишь со всеми «первыми».
— Ну и что? — уперев руки в бока, спросила Амаранта. — Кому какая разница?
Как ни странно, я был на стороне вампира и вовсе не потому, что переживал за популяцию немногочисленных «первых». Что-то подсказало: безнаказанно обрывать нити чужих жизней нам не позволят. Расплата за плохое поведение могла быть весьма высока.
— Довольно споров, — утихомирил я обоих. — Никто ничего трогать руками и тем более рвать не будет.
Эмми недовольно посмотрела на меня, но возражать не стала.
По мере нашего продвижения пещера все больше становилась похожа на шкатулку, набитую драгоценностями. Появились нити таких оттенков — от пепельно-серого до насыщенного алого — какие не снились ни одной радуге. Вскоре мы прокладывали себе путь между хитросплетениями нитей. Мы точно попали в джунгли и вынуждены были продираться сквозь густые заросли кустарников и лиан.
Раздвинув, как полог над кроватью, очередные переплетения из нитей, я застыл: передо мной был огромный зал, с высоким, как в соборах, потолком, гладкими стенами и полом, напоминающими творение стеклодувов. Я робко шагнул под своды зала. Эмми и Андрей вошли за мной. Девушка с немым восхищением провела рукой по стене, и та немного изменила цвет под её пальцами, из бирюзовой став темно-синей. Амаранта отдернула руку, и цвета постепенно вернули свой первоначальный оттенок.
Мы шли молча, боясь неловким словом спугнуть окружающее нас волшебство. Даже воздух здесь был слаще, словно пропитанный карамелью. Я дышал с таким наслаждением, как если бы кислород и в самом деле был способен мне что-то дать.
— Смотри, — Эмми легонько коснулась моей руки и указала вперед.
Я пригляделся и различил движение прямо по курсу. Зал был продолговатой формы, и уходил далеко за пределы видимости. В самое ближайшее время мы должны были столкнуть с неизвестным нос к носу. Кто бы там ни был, пока он не проявлял беспокойства по поводу нашего приближения.
Чем дальше мы шли, тем отчетливее различали женскую фигуру. Та склонилась над подобием прялки. Женщина сидела на высоком стуле, опустив подбородок себе на грудь. Задрапированная в белый хитон, с длинными волосами, скрывающими лицо, и венком из цветов белой акации на голове, она была неподвижна точно изваяние. Одни лишь руки совершали заученные пассы. Из-под ловких пальцев Парки рождались всё новые и новые нити. И так нескончаемым потоком. Я отчетливо представил, сколько тысячелетий она сидит, не меняя позы, и прядет, не зная усталости, и мне стало по-настоящему не по себе. Моим «я» завладел благоговейный трепет перед этим величественным существом.
Мы подошли практически вплотную к Парке, когда она впервые обратила на нас внимание. Ни на мгновение не прерывая своего занятия, женщина повела головой, будто прислушиваясь. Распущенные волосы откинулись назад, открывая лицо, и мы увидели бесцветные слепые глаза. Не считая этого, Парка выглядела как обычная женщина средних лет. Разве что чуть более изможденная, чем её сверстницы.
Парка сморщила аккуратный нос, принюхиваясь.
— Чужестранцы, — вынесла она свой вердикт. От её голоса повеяло могильным холодом, настолько безликим и мертвым он был, и я едва сдержался, чтобы не поежиться. — Нелюди.
