Линкольн Чайлд - Реликварий
– У вас отличное жилище, – проговорила она. – Хотя здание, по правде сказать, выглядит жутковато.
– Мы, здешние жители, предпочитаем, чтобы его называли эксцентричным. Но многие, полагаю, могли бы согласиться и с вашим определением. Сооружение получило название “Дакота” потому, что в 1884 году оно казалось таким же далеким от города, как и индейские территории. Тем не менее оно до сих пор является символом прочности и постоянства – как раз того, что мне очень нравится. Фундамент покоится на основных породах, стены у основания имеют толщину почти в тридцать дюймов. Однако вы пришли не для того, чтобы выслушивать лекции по архитектуре. Я вам весьма признателен за то, что вы нашли для меня время.
– Вы, наверное, шутите? – улыбнулась Хейворд. – Разве я могла упустить шанс побывать в гнезде самого агента Пендергаста? Среди копов вы стали личностью легендарной. Впрочем, вам это прекрасно известно.
– Как это мило, – протянул Пендергаст, скользнув в кресло. – Я редко принимаю у себя посетителей. Однако на сей раз я решил, что здесь мы могли бы лучше всего побеседовать без свидетелей.
– Лучше всего? Почему? – Хейворд ещё раз обвела взглядом помещение и вдруг воскликнула:
– Ой! Я же знаю, что это такое! Такое растение называется “бонсаи”. Карликовое деревце. У моего учителя по карате-до есть два таких.
– Это Gingko bilobа, – пояснил Пендергаст. – “Власа девушки”. Единственный сохранившийся представитель семейства, распространенного в доисторические времена. А справа от вас группа карликовых трехзубцовых кленов. Я особенно горжусь их совершенно естественным видом. Их листья меняют осенью цвет в разное время. Их культивация – от первого до последнего растения – заняла у меня ровно девять лет. Ваш учитель карате, вне сомнения, говорил вам, что для групповых посадок каждый год следует добавлять нечетное количество деревьев и делать это до тех пор, пока подсчет стволов не потребует всего вашего внимания.
– Девять лет? – повторила Хейворд. – Думаю, у вас слишком много свободного времени.
– Не совсем. Однако карликовые деревья – одно из моих самых сильных увлечений. Они – произведение искусства, которое никогда нельзя считать завершенным. И это сочетание природы и искусства действует на меня почти опьяняюще. – Пендергаст закинул ногу за ногу и небрежно махнул рукой; его черный костюм практически сливался с темной обивкой кресла. – Однако довольно потакать моим слабостям. Вы только что поинтересовались, почему я считаю свой дом лучшим местом для нашей беседы. Да просто потому, что я хочу как можно больше узнать от вас о подземных жителях.
Хейворд молчала.
– Вы работали с ними, – продолжал Пендергаст. – Более того, вы их изучали и являетесь крупнейшим специалистом в данном вопросе.
– Кроме вас, никто так не считает.
– Если бы они дали себе труд подумать, то пришли бы к такому же выводу. Как бы то ни было, но я понимаю, почему вы так болезненно реагируете, когда речь заходит о вашей диссертации. И поэтому мне показалось, что вы будете чувствовать себя более комфортно, обсуждая эти проблемы вне службы, подальше от управления полиции или полицейского участка.
“Этот человек прав”, – подумала Хейворд. Странная спокойная комната с её бесшумным водопадом и красотой сказочных растений была почти так же далека от управления полиции города Нью-Йорка, как луна. Она откинулась на мягкую спинку кресла, чувствуя, как исчезает привычное напряжение. Она уже подумывала, не снять ли тяжелый пояс с пистолетом, но решила, что слишком удобно устроилась, чтобы совершать лишние движения.
– Я спускался под землю дважды, – сказал Пендергаст. – Первый раз, чтобы проверить свою маскировку и провести элементарную разведку. Второй, чтобы встретиться с Мефисто. Однако, отыскав его, я обнаружил, что серьезно недооценил некоторые обстоятельства. А именно – глубину его убеждений. И количество его последователей.
– Никто точно не знает число подземных жителей, – ответила Хейворд. – Можно с полной уверенностью утверждать, что их гораздо больше, чем мы полагаем. Что же касается Мефисто, то он, по-видимому, один из самых выдающихся подземных лидеров. Его община – наиболее крупная. Вообще-то я слышала, что она объединяет несколько сообществ. Ядром является группа ветеранов вьетнамской войны, нуждающихся в реабилитации, и то, что осталось от битников шестидесятых годов. Остальные присоединились к общине после того, как начались убийства. Самые глубокие тоннели под Центральным парком полны его людьми и союзниками.
– Больше всего меня удивило разнообразие встреченных типажей, – проговорил Пендергаст. – Я ожидал увидеть лишь один, ну в крайнем случае два доминирующих типа неудовлетворенных личностей. На самом же деле я встретил то, что с полным правом можно назвать срезом всего нашего общества.
– Не все бездомные уходят под землю, – сказала Хейворд. – Но все те, кто ненавидит ночлежки, суповые кухни, теплые решетки подземки, кто стремится к одиночеству или исповедует необычный культ, имеют тенденцию скрываться под землей. Вначале они заселяют тоннели подземки, затем спускаются ниже. Поверьте, там есть множество мест, где можно укрыться.
– Даже во время первого спуска я был поражен обширностью подземного пространства, – кивнул Пендергаст. – Я чувствовал себя, как Льюис и Кларк, впервые заносящие на карту неразведанную территорию.
– Нами обследовано менее половины всех подземелий. Под Нью-Йорком лежит две тысячи миль заброшенных или недостроенных тоннелей и пять тысяч миль используемых. Там есть подземные помещения, давно закрытые и забытые. – Хейворд пожала плечами. – Вы, наверное, слышали о них. К примеру, секретные ядерные бомбоубежища, сооруженные Пентагоном в пятидесятых годах, чтобы укрыть этих типов с Уолл-стрит. Некоторые из них до сих пор имеют действующий водопровод, электрическое освещение и располагают запасами консервов. Под землей есть машинные залы с брошенным проржавелым оборудованием, старинные канализационные системы с деревянными трубами. Одним словом, это целый мир, и мир довольно жуткий.
Пендергаст наклонился вперед:
– Сержант Хейворд, вам приходилось слышать о Чердаке дьявола?
– Да, – кивнула Хейворд.
– Не могли бы вы мне сказать, где он находится, или каким образом я мог бы определить его местонахождение?
– Нет, – покачала она головой после довольно продолжительного молчания. – Пару раз бездомные упоминали о нем во время “зачисток”. Но там, внизу, приходится слышать так много всякого бреда, что постепенно начинаешь пропускать все мимо ушей. Я всегда считала, что это пустой треп.
– Есть ли кто-нибудь, с кем я мог бы поговорить, и кто, может быть, знает больше?
– Вы могли бы побеседовать с Алом Даймондом… – Хейворд снова посмотрела на стога сена. “Удивительно, – подумала она, – как два мазка краски могут столь ясно передать образ”. – Он служил инженером в управлении городского хозяйства и слыл докой по подземным сооружениям. Его всегда приглашали на консультации, когда происходил разрыв водопроводной трубы глубокого заложения, или когда предстояло пробурить скважину для нового газопровода. Правда, я его довольно давно не видела. Не исключено, что он уже купил себе ферму.
– Простите? Я не совсем понял последнее.
– Умер, я хотела сказать.
В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь слабым журчанием водопада.
– Если убийцы заселили неизвестные нам нижние уровни, то сама численность подземных обитателей делает нашу работу исключительно трудной, – проговорил наконец Пендергаст.
Хейворд оторвала взгляд от стогов, посмотрела на агента ФБР и сказала:
– Будет ещё труднее.
– Что вы имеете в виду?
– До осени осталось всего несколько недель. Очень скоро множество бездомных в преддверии зимы устремится под землю. Если вы правы относительно источника этих убийств, то понимаете, что может произойти.
– Нет, не понимаю, – ответил Пендергаст. – Почему бы вам мне этого не сказать?
– Откроется сезон охоты. – И Хейворд вновь перевела взгляд на картину.
27
Застроенная промышленными зданиями унылая авеню заканчивалась каменной насыпью, уходящей в мутные воды Ист-ривер. С набережной открывался вид на остров Рузвельта и мост Квинсборо. На противоположном берегу реки виднелась проходящая у здания ООН полоска скоростной магистрали Франклина Делано Рузвельта, чуть правее маячили роскошные дома на Шаттон-плейс. “Прекрасная панорама, – подумал д’Агоста, выходя из полицейской машины без каких-либо опознавательных знаков. – Роскошный вид во вшивой округе”.
Августовское солнце нещадно пекло, размягчая асфальт, раскаляя тротуары. Д’Агоста ослабил воротничок рубашки и ещё раз сверился с адресом, предоставленным ему отделом персонала музея. Лонг-Айленд Сити, Тридцать четвертая авеню, 11-44. Он обвел взглядом окружающие здания, размышляя, не вышла ли ошибка. Округа совершенно явно не выглядела жилой. По сторонам дороги тянулись склады и здания заброшенных фабрик. В этот полуденный час улица была практически пустынна. Единственным признаком жизни был небольшой потрепанный грузовичок, отходящий от складского дебаркадера в конце квартала. “Еще один тупик, будь он проклят”, – подумал, покачивая головой, д’Агоста. Уокси, считая это дело третьестепенным, поручил отыскать квартиру ему.
