Ольга Михайлова - Быть подлецом
— Господи, вот вы где, — в холле появилась Элизабет Бреннан. — Чай в гостиной, господа, — она прошла к Райану и остановилась, внимательно глядя на них, — нашли Эдварда?
— Нет, но потеряли мышьяк, — Джо Бреннан коротко поведал племяннице о пропаже Донована.
Мисс Элизабет удивилась.
— Что за глупость… Мышьяк лежит в холщовом мешке у Митчела в сарае. Он травит им каких-то жуков.
— Видимо, не все об этом знали, — философский взгляд на вещи был, очевидно, свойственен дяде Джо.
— Мне кажется, — Донован потупился, вспомнив неожиданный и странный визит в комнату мисс Энн Хэдфилд, — что это… кто-то из девушек.
— Да, на Патрика это не похоже, — зло согласился Райан, — но мне, скажу по чести, это всё начинает надоедать. Говорил же, — в голосе его проступило рычание, — отправить всех этих девиц отсюда, так нет же…
Донован удивился, что Райан позволяет себе подобные слова при Томасе Ревелле, но тот стоял рядом безучастно, точно речь шла не о его сестрах.
— А это… не мисс Энн? — осторожно предположил Чарльз.
— Этой-то чего не хватает? — вопросом оспорил его Райан.
— Хватит, пошли чаю выпьем, — подвел итог разговору Джозеф и обратился к племяннице, — и налей нам по стаканчику чего-нибудь спиртного, Бетти, мы продрогли.
Все проследовали в гостиную. Элизабет ненадолго исчезла, потом вернулась с бутылкой джина.
— А самоубийство… может быть заразительно? — с любопытством осведомился Райан, обращаясь к Джозефу. — У меня ощущение, что мистер Уильям просто перезаразил всех.
Тот, сделав солидный глоток из стакана, кивнул.
— Да, есть такое. Нет, всех не заразишь, понятно. — Джозеф отправил в рот кусок пирога, — люди убивают себя от несчастной любви, от сильной страсти или от злополучной семейной жизни, от потери вкуса к жизни, от бессилия, от позора и потери чести, от потери состояния и нужды, от измены и предательства, от безнадежной болезни и страха страданий. Психология самоубийства странна, бывали случаи, когда люди убивали себя от страха заразиться холерой. В этом случае они хотели прекратить невыносимое чувство страха, которое страшнее смерти. Самоубийство может совершиться даже по мотивам эстетическим, из желания умереть красиво — молодым. Соблазн красоты самоубийства силен и заразителен. Исключение можно было бы сделать для римлян вроде Петрония, прерывавших свою жизнь с полным самообладанием, без всяких аффектов. Впрочем, — отдернул он себя, — тут я не прав. Люди всегда полагают, что самоубийцы кончают с собой по какой-то одной причине. Но ведь можно покончить с собой и по двум причинам. И по трём…
— Мне встречался человек, — обронил Райан, — который оставил потрясающую записку самоубийцы. Мне даже показалось, что умер именно затем, чтобы иметь возможность её оставить.
— А мне кажется, это слабость, — отозвалась с конца стола Элизабет.
— Нет, — не согласился Джозеф, — самоубийство может быть как от бессилия и от избытка сил. К самоубийству ведут сильные страсти — любовь к женщине, ревность, азартная игра, похоть власти, страсть к наживе, месть и гнев. Самым роковым может быть душевный кризис, вызванный неудачной любовью. Особенно тяжки и опасны по своим последствиям кризисы натур эмоциональных, которыми аффект владеет безраздельно.
— Как это может быть? — изумился Райан, — мир полон возможностей компенсации…
— Ну, это для таких, как ты, — возразил, посмеиваясь, Джозеф, — ты и в детстве никогда не лез на дерево за грушей, считал, что «созреет — сама упадет в руки», и говорил ободранному Патрику, что безумства нужно совершать крайне осторожно. Как сказал классик: «Учить бесстрастью ничего не стоит тому, кого ничто не беспокоит», малыш.
— Никогда не видел ничего умного в безрассудстве, — пробормотал Райан. — Но из-за любви покончить с собой? Это же глупость.
— Не одна, так другая, полагаешь ты?
— Нет, — покачал головой Райан, — привязанность избирательна. Любовь, как я понимаю, это именно «эта и никакая другая». Но если ты не любим — самоубийство не даст тебе любви. Это не решение проблемы.
Донован слушал разговор молча, но тут, глядя на Райана, не мог не улыбнуться его практицизму. Бреннан заметил его улыбку.
— А вы понимаете самоубийство из-за любви?
Донован опустил глаза.
— Идея самоубийства безбожна, она есть идея безнадежности, это сужение сознания и дурная бесконечность муки и страдания. Преодолеть волю к самоубийству — значит забыть о себе, преодолеть эгоизм, взглянуть на звездное небо, на страдания других людей и вспомнить о Боге. Самоубийца не знает выхода из себя к другим, для него все теряет ценность. В глубине человека сам он видит только темную пустоту. Вот почему идея самоубийства — бездуховна. — Донован заметил, как странно смотрит на него Элизабет, но продолжал, — человек переживает муку несчастной любви, сгущается тьма, он видит лишь бесконечность, вечность горя, все осмысленное вытесняется, а он не может выйти из себя, уйти от беды, он погружен в себя. Выйти из себя он может только через убийство себя.
— То есть самоубийца — это человек, погибший при попытке бегства от себя самого? А вы… могли бы убить себя? — вопрос Элизабет был задан совсем тихо.
— Нет, — покачал головой Донован, — люди веры, аскеты и творцы, обращенные к иному миру, к вечности, никогда не кончают с собой. Нужно забвение вечности и неба, чтобы возникла мысль о самоубийстве. Для самоубийцы временное становится вечным, подлинно вечное же исчезает, земная жизнь с её утехами для него становится единственной реальностью, и её крах становится крахом всего. Самоубийца совсем не презирает мир, он раб мира.
— Удивительно… — Элизабет подлила чай ему и брату, — а мне казалось, что художник живёт миром, ведь без его красоты ему нечего писать…
Донован улыбнулся. Ему показались вдруг удивительно странными и это чаепитие в доме самоубийц, и сам этот разговор живых о суициде.
— Плох художник, который живёт миром, — ответил он, — для живописи нужны чуткий глаз, твёрдая рука, память о прошлом и связь с истинным Творцом. Уберите одно из этих составляющих — и живописца не будет, будет искаженная, перекошенная, лишенная гармонии живопись. Что до мира… — Донован усмехнулся, — так ведь я могу писать и свои фантазии.
— Он прав, — кивнул головой Райан, — при этом я тоже вижу в самоубийстве только слабость. Смешно вешаться из-за какой-то мелочи, когда впереди тебя может ожидать нечто действительно страшное. Это упущенный шанс. Как можно какой-то пустяковый житейский эпизод счесть настолько значимым, чтобы позволить ему определять твою жизнь? Это немыслимо. Жизненные коллизии могут быть достаточно сложны и даже беспощадны, но искать душевного покоя у пистолетного дула?
![Ольга Елисеева - Нежная королева [= Хельви — королева Монсальвата]](/uploads/posts/books/51687/51687.jpg)
