Ричард Кнаак - Король серых
Джеремия все время твердил себе, что перед ним не настоящая Мэрилин Монро, а лишь призрак — Серая; что она существует только волей человеческой мечты и воспоминаний.
Впрочем, осознание этого не приносило ему облегчения.
— Расскажите мне о Томасе, — как можно более властным тоном повторил Джеремия.
— Что ж, хорошо. — Мэрилин откинулась на спину. — Томас никогда не был таким чопорным, это уж точно. Он знал, чего хотел, а хотел он меня. — Она довольно хихикнула. — Любил читать мне стихи. И еще у него было отличное чувство юмора. — На губах ее появилась жеманная улыбка. — И вообще он обладал уймой достоинств.
Джеремия почувствовал, что краснеет.
— Я имел в виду другое. Что он представлял собой как король? Чем он занимался?
— Милый, я же тебе об этом и толкую. Можно мне уже раздеться?
— Нет! — Взглянув на нее, Джеремия увидел, что она по-прежнему одета, и из груди его вырвался вздох облегчения. — Не мог же он заниматься только этим. У него же были какие-то обязанности.
— Он много путешествовал. Мы ездили с ним в Париж, в Гонконг, в Рио. — Она высунула влажный язычок и медленно провела им по губам. — Томасу нравились приключения.
Джеремия начинал терять терпение.
— Расскажи, что это был за король! Каким было его правление?
Впервые Мэрилин изменила своему привычному образу. Глаза ее увлажнились. Если она и была неискренна, то мастерски скрывала это.
— Томас придавал нам устойчивости. Он старался, чтобы мы жили в свое удовольствие. Он был лучше Мартина и Чин Хо. Эти просто сломались:
— Эти имена… Расскажи мне о них.
Белокурая красотка стала хихикать.
— Что значит имя? Король — какое бы имя он ни носил — все равно будет сладок, как мед. — Она блаженно потянулась, при этом подол платья задрался, обнажив соблазнительное бедро. Джеремия поспешил отвести взгляд. — Довольно трепаться, милый!
По-прежнему избегая смотреть на нее, Тодтманн попытался собраться с мыслями. В чем-то Мэрилин выглядела как самая настоящая — живая — женщина. Она и говорила совершенно нормально. Вместе с тем в нем крепло убеждение, что ей не дано то, что дано другим Серым, таким как Каллистра или Арос. Возможно, эти двое и изъяснялись штампами и затертыми стихами, зато они свободно говорили на любые темы. Эта Мэрилин могла быть только Мэрилин из кино. Она существовала лишь в своей привычной среде, в роли вульгарной искусительницы, каковой представала в глазах многочисленных поклонников.
Однако должно было существовать такое, о чем знал каждый Серый. Уже не надеясь выведать у нее что-либо конкретное о Томасе О’Райане или его предшественниках, Джеремия решил, что пора поинтересоваться предметом, который не мог оставить ее равнодушной.
— Скажи, Томас встречался с вороном?
С наигранным ужасом в глазах Мэрилин вздрогнула и села.
— О милый, не пугай меня ты так! Пусть птицы говорят о воронах, не мы!
Джеремия тоскливо подумал о том, что и эта тоже, похоже, решила изъясняться стихами. Все же не желая так быстро сдаваться, он повторил вопрос и добавил:
— Ворон имел какое-то отношение к тому, что с ним произошло?
— Я…
— Говори! — рявкнул он, подивившись зычности своего голоса. Однако, увидев реакцию Мэрилин, он понял, что немного перестарался. Она в буквальном смысле слова начала расплываться, как расплывается изображение на экране старого переносного телевизора, если повернуть антенну не туда. Тодтманн отшатнулся и побледнел.
Мгновение спустя она вернула утраченную было форму. Тодтманн предположил, что подобные трансформации проходят для Серых абсолютно безболезненно, однако ему наблюдать за этим зрелищем было мучительно до тошноты.
— Томас был зорок, как сокол, и видел ситуацию издалека, — прошептала Мэрилин, и даже эта загадочная и какая-то зловещая фраза в ее устах звучала сексуально. — Он увидел свет, но только на миг. Когда черная птица почти настигла Томаса, вера его усилилась.
Она театрально воздела в воздух красивую ручку с наманикюренными ногтями, затем безвольно уронила на постель. У Тодтманна екнуло сердце.
— Ворон убил его?
Всякий раз, когда ему казалось, что участь короля Серых не может быть хуже, тут же открывались новые горизонты.
Мэрилин покачала головой:
— Томас сделал это сам. Он сказал, что это единственный выход. Волки были у самых ворот, мой миленький, а птица стучалась — нет, колотила — в двери реального мира.
— Что это значит?
— Он хочет прожить одну жизнь. Во плоти и крови. Ворон мечтает о несбыточном, любовь моя, но может, для него это не так?
Она снова откинулась на подушки, превращаясь в прежнюю соблазнительницу.
«Мечтать о несбыточном…» Для Серых это означало жить так, как живут люди. Что-то похожее Джеремия слышал от Каллистры, но подумать, что ворон желает того же, было страшно. Что может натворить ворон, если пустить его в реальный мир? Джеремия начинал понимать свою собеседницу, которая не хотела об этом говорить. Желания ворона — это не та тема, в которую он хотел бы углубляться.
Мэрилин снова потянулась в постели:
— Милый, я играла в твою игру — не сыграть ли нам теперь в мою?
— Я… извини… поверь мне, я… но сейчас мне хотелось бы побыть одному. Но я все равно тебе благодарен. — Джеремия готов был возненавидеть себя за то, что, как смущенный подросток, не может связать двух слов. С другой стороны, как не растеряться, когда приходится отказываться от предложения переспать с двойником Мэрилин Монро? Даже зная, что на самом деле скрывается за этими пышными формами. Словом, Джеремия пребывал в смятении; он не мог себе простить, что вообще посмел положить глаз на эту красотку, тогда как сердце его принадлежало лишь одной — Каллистре.
Он вздохнул — внезапная догадка осенила его: что если Каллистра благоволит ему лишь потому, что тоже надеется получить шанс стать настоящей?
— Если только ты можешь еще что-то сказать о во…
— Ничего. — Мэрилин упрямо поджала губы. Внезапно она простерла к нему руки и с неожиданной для хрупкого создания силой привлекла его к себе. Ее поцелуй не был поцелуем подлинной Мэрилин Монро, он исходил все от того же экранного образа, являясь как бы квинтэссенцией всех ее ролей и одновременно интерпретацией этих ролей в сознании ее поклонников.
От этого поцелуя у Джеремии перехватило дыхание; сознание его помутилось.
Наконец красотка ослабила объятия и шепнула ему на ухо:
— Томасу никогда не нравились скромницы. Впрочем, каждому свое. По крайней мере, я надеюсь, ты будешь время от времени вспоминать обо мне, Джеремия Тодтманн. В конечном итоге только это и имеет значение, верно, любовь моя?
