Андрей Тепляков - Антитело
— Тетя Аня!
— Иду, милая!
Голос был глубоким и низким и совершенно не вязался с тем, что рисовало Глебу воображение. Ему казалось, что голос знахарки должен быть скрипучим, как у Бабы Яги в исполнении Милляра. А этот звучал, как трубный глас — раскатисто, в нем чувствовалась сила и непреодолимая жизненная энергия. Очень захотелось встать.
За дверью скрипели половицы, прогибаясь под тяжестью шагов. Она распахнулась, и на секунду у Глеба перехватило дыхание.
Такую огромную женщину он видел впервые в жизни. Она была не жирна — мощна. Необъятная грудь под простой рубахой без рукавов, большие руки и голова с собранными, как у Насти, темными волосами, большие блестящие глаза. Ее возраст определить было невозможно. Казалась, такая характеристика не имеет к этой женщине никакого отношения. Появившись, она заполнила собой все пространство, и Глеб почувствовал, что боится ее. Почувствовал себя маленьким, нескладным неудачником, мышонком, возомнившим, что имеет право высунуться из норки. Эта женщина-кошка, женщина-медведица казалась… непреодолимой.
Знахарка остановилась посреди комнаты.
— Ну, здравствуй, молодой человек.
— Здравствуйте.
Под пристальным взглядом Глеб еще больше заробел и отвел глаза, но, спохватившись, опять стал смотреть на нее. Гигантша кивнула каким-то собственным мыслям и поглядела на Настю.
— Садись.
Они уселись вкруг стола; было слышно, как, отбивая секунды, тикают настенные часы. Входная дверь, хлопнув, закрылась. Глеб вздрогнул.
— Настя рассказала мне кое-что, — сказала знахарка. — Странная история.
— Я хочу понять, что происходит, — отозвался Глеб. — Вы можете помочь?
— Может быть. Скажи мне, что случилось с вами в лесу?
— Мы нашли поляну. Там росли деревья, такие — скрюченные. Дядя говорит, что это осины. Мы пошли туда и… у Аленки был какой-то припадок. Я точно не помню, помню только, как нес ее обратно к дому. И еще — я фотографировал эти осины два раза — они быстро растут. Сейчас, наверное, они просто огромные. Вобщем… Что это за место?
Тетя Аня задумалась, перебирая пальцами по столу.
— Я слыхала о таких. Подобных мест по миру много. Они как водовороты — засасывают все, что находится возле них. И плохое, и хорошее — копят в себе. Они — память земли. Я думаю, когда плохого становится слишком много, они портятся, гниют, становятся нечистыми.
— А оно опасно?
— Оно недоброе.
— Но оно может повлиять на человека?
— Да. Такие места высасывают силы, пьют нас, как упыри. Если человек слабый, они могут убить его. Да вот только у вас не то.
— А что?
— Кроме вас с девочкой никто на поляну не ходил?
— Нет.
— А раньше девочка там бывала?
— Не знаю. Вряд ли.
— Дай-ка руку.
Глеб повиновался и почувствовал, как сомкнулись вокруг кисти сильные пальцы. Анна стала гладить ладонь, глядя ему прямо в глаза и приговаривая:
— Бежит лиса по тропке, хвостом-помелом метет. А где мышка спряталась? А где мышка спряталась…
Голова Глеба тяжело опустилась на грудь. Знахарка продолжала бормотать. Слова сливались, накладывались друг на друга пока не превратились в монотонный гул. Настя почувствовала, как ее собственная голова деревенеет, а глаза наливаются тяжестью. Глеб осел на спинку стула, скрючился, обмяк. Густые черные брови Анны, сошлись, а глаза разгорались все ярче, и впервые Насте стало по-настоящему страшно. Она не понимала, что эта женщина делает с Глебом, ей захотелось вскочить с места, закричать, но тело словно приросло к стулу и отказывалось подчиняться.
Внезапно знахарка прервала свой речитатив и спросила:
— Что видишь?
Глеб что-то пробормотал, с трудом шевеля губами. Анна наклонилась к нему, почти касаясь лбом его головы, и стала слушать, разбирая и складывая в слова невнятное мычание, напоминающее завывания олигофрена. Настя вцепилась в стул, слушая, как он говорит: с трудом, глотая звуки, будто эта женщина силком вытягивает их, заставляя его говорить помимо воли. На губах Глеба появилась слюна и струйкой стекла на рубашку. Знахарка не выпускала его руку, все в комнате застыло, и даже часы перестали отбивать ход времени.
Настя не знала, сколько это продолжалось. Наконец, Анна разогнулась, отпустила Глеба и, упершись ладонью ему в лоб, толкнула от себя, запрокидывая голову. Глеб захрипел, взмахнул руками и открыл глаза.
Знахарка покачала головой.
— Нехорошо.
Глеб тер лоб и озирался по сторонам, словно не понимал, где находится.
— Вещичку девочки принесли?
Настя передала шапочку.
Широкие ладони разгладили ткань, глаза закрылись, женщина забормотали что-то, тихо-тихо. Глеб повернулся к Насте, но та лишь покачала головой, приложив палец к губам.
«Это похоже на прием у доктора. То же самое ощущение, когда невмоготу терпеть, и просто отдаешь себя врачам, надеясь на помощь. А она, наверное, может помочь. Даже наверняка, может».
Толстые ветви за окном раскачивались, ритмично ударяя по стеклу. Глеб смотрел на ее пальцы. Они, как змеи, ползали туда-сюда, сжимали и снова разглаживали, поворачивали маленькую шапочку.
Знахарка вздрогнула и нахмурилась. На секунду поток литаний оборвался, будто она что-то обдумывала; ноздри расширились, голова отклонилась назад, а затем — снова бормотание и пальцы, перебирающие ткань.
Спектакль продолжался минут пять, и еще столько же она просидела молча и неподвижно, отложив в сторону шапочку и закрыв глаза. Снова стало слышно, как тикают часы.
— Убери ее.
Настя сунула шапку в пакет. Знахарка внимательно смотрела на Глеба.
— Скверно. То, что у вас происходит — очень скверно. Вам нужно уходить оттуда. Особенно тебе!
— Мне?
— Да. Что-то у вас там не так с лесом. Я точно не разберу, но там что-то есть.
— Что есть?
— Не знаю. Я нашла у тебя следы чужого вмешательства.
— В смысле? Меня гипнотизировали?
— Может быть. Мало того, тебе даны определенные установки, которые сейчас заблокированы у тебя в голове.
— Но кто?
Знахарка развела руками и спросила:
— Там на поляне точно никого не было? Подумай.
Глеб нахмурился и попытался вспомнить события недельной давности, но не смог. На том месте, где полагалось быть воспоминаниям, находилось большое белое пятно.
— Не помню, — признался он. — По-моему, никого.
— Это очень плохо.
— Я ничего не понимаю! Почему плохо? А если бы там кто-нибудь был, то что? Хорошо?
— Если бы там кто-нибудь был, я бы сказала, что он тебя загипнотизировал. Но если там никого не было, то кто это сделал?
