Виктория Борисова - Ожидайте перемен к лучшему
Он сидел в глубокой задумчивости, когда бархатная портьера чуть приоткрылась, и перед ним возник высокий парень с черными взлохмаченными волосами. Глубокий сине-багровый шрам пересекает его лицо, придавая ему мрачное, разбойничье выражение. Ах да, он ведь и был когда-то разбойником… Очень давно – больше тысячи лет назад.
Грандмастер вспомнил ночь, дорогу на Эбуродун[4], где он был тогда советником князя Пржемысла, воздвигшего свой храм Великой Богине. В Моравии ее знали под именем Красопани… Святилище было убрано золотом и драгоценными камнями, но прекраснее всего была статуя, изображающая обнаженную богиню с распущенными волосами до колен, в венке из мирта и роз. Она стояла на золотой колеснице, запряженной двумя голубями и двумя лебедями, держа в руках глобус с изображением солнца, земли и моря. В те далекие времена люди еще чтили великих богов Древних – земную мать и небесного отца…
Он вез в святилище Золотую книгу из Торуня, и это чуть не погубило его тогда. Людям ведь невозможно объяснить, что золото не имеет ценности само по себе, оно всего лишь нетленная страница для вечности, на которой можно запечатлеть что угодно. Они готовы на все ради своего брюха, и сколько бесценных реликвий и знаний, переданных из Времени Великих Древних, утрачено навсегда из-за людской глупости и жадности! Золото Микен, скифские бляхи и ожерелья, пластины ацтеков и инков Южной Америки – все они несли особый, тайный смысл, закодированный в формах и узорах, а кристаллы – драгоценные камни – были надежными хранителями информации, подобно современным компьютерным носителям.
Но люди видят в сокровищах только блестящие погремушки, которые можно продать, чтобы есть и не работать, или переплавить, или навесить на себя, как игрушки на новогоднюю елку… В лучшем случае – выложить в музее под стеклом и показывать любопытным.
На старой дороге близ Эбуродуна, построенной еще во времена римского владычества, разбойники напали врасплох, из засады. Они успели ранить одного из княжьих дружинников, но несколько Огненных Шаров, сверкнувших в ночи, как маленькие шаровые молнии, заставили их бросить оружие и бежать прочь, вереща от страха… Только главарь почему-то не побежал, напротив – схватил его за стремя, и Грандмастер навсегда запомнил блеск длинного острого ножа и горящие как угли черные глаза, в глубине которых застыло отчаяние и мольба. Вот уж где не ожидал он встретить себе подобного!
Мешко, подкидыш без роду и племени, не знавший ни отца, ни матери, стал его первым спутником, и не было у него никогда помощника столь же преданного – без сомнений, без страха, без проклятых вопросов, которые смущают ум, впиваясь в мозг, словно отравленные иголки.
Именно из-за сомнений и погиб когда-то Ярнес Тибад, известный также как ученый аптекарь Альбрехт Доденхайм. Жалость к людям, которые в темноте своей, как всегда, не ведают, что творят, стремление достучаться до их ума и души, вразумить и направить привели его к мучительной смерти. Тогда настали черные дни для них всех, и пришлось бежать, бросив привычные места, пока не добрались до дикой, тонущей в снегах Московии – единственной страны, не затронутой язвой инквизиции…
Грандмастер до боли стиснул кулаки, так что костяшки пальцев побелели. Он снова видел глаза друга, слышал его прерывающийся, взволнованный голос… Много лет прошло с тех пор, но боль от утраты так же остра и свежа, как и в первый день. Без Тринадцатого круг не полон, и сила его ущербна.
И теперь, похоже, уже навсегда.
Мешко тихо тронул его за плечо:
– Мастер… Пора. Ночь полнолуния, все в сборе.
– Да, да, иду.
Грандмастер медленно поднялся из кресла. Мешко подал ему длинную мантию, с поклоном протянул серебряный медальон на цепочке. Он кинул быстрый взгляд на черный камень, на печальное лицо учителя и тихо спросил:
– Тринадцатый?
– Да.
– Неужели безнадежно?
– Похоже, что так. Времени осталось совсем мало. Это полнолуние – последнее для него.
Мешко нахмурился. Густые брови сдвинулись над переносьем, и черные глаза на миг сверкнули прежним, разбойничьим огнем.
– Но почему, Мастер? Прикажи только – и он сегодня же будет здесь! Почему ты не хочешь помочь ему? Вспомни, сколько раз тебе уже доводилось менять судьбу человека! Это ведь совсем несложно…
Грандмастер сокрушенно покачал головой.
– Человека – да, – ответил он со вздохом, – но Тринадцатый – не совсем человек, и у него особенная судьба. Видишь этот камень? Он твердый, но очень хрупкий. Дерево резать легче.
– Так что же, пусть погибает? Эх, будь все проклято!
Он резко махнул рукой, и догорающая, оплавленная свеча вдруг выпала из подсвечника на стол. Бумаги, наваленные грудой, вспыхнули ярким веселым пламенем, и вот уже хлопья сажи летают по комнате…
Грандмастер усмехнулся:
– Будь поосторожней со словами и мыслями. Пожара нам только не хватало.
Он щелкнул пальцами, и огонь погас. Все погрузилось в темноту, только запах гари напоминает о происшедшем. Еще мгновение – и новая свеча горит в подсвечнике на столе среди обугленных клочков, которые совсем недавно были бесценными манускриптами.
Мешко опустил голову:
– Прости, учитель. Твои рукописи…
Грандмастер поднял указательный палец и наставительно сказал:
– Пора тебе привыкнуть, что рукописи не горят. Один здешний писатель замечательно сказал об этом… Жаль, я позабыл его имя.
Он пробормотал короткое заклинание, и через мгновение пожелтевшие страницы снова лежали на столе в живописном беспорядке как ни в чем не бывало.
Грандмастер оправил мантию:
– Идем. Пора.
Но Мешко, казалось, не слышал его.
– Смотри, Мастер! Камень Судьбы!
Грандмастер обернулся – да так и ахнул. На черном обсидиане, там, где горящие страницы древних текстов накрыли его, расцвела ярко-алая роза!
А в это время Сергей спал на больничной кровати, скорчившись под ветхим байковым одеялом. Сегодня ночь была милостива к нему. Ему снилась юная и прекрасная женщина с длинными черными волосами, одетая в длинные прозрачные одежды, почти не скрывающие контуров тела. Она танцевала на лесной поляне, залитой лунным светом, и хохотала, и манила к себе…
Проснулся он оттого, что почувствовал сильный запах гари. В горле першило, нечем было дышать. Когда Сергей открыл глаза, вся палата была заполнена едким дымом. Огонь вырывался прямо из стен, там что-то трещало и шипело, словно масло на сковородке, и вот уже вспыхнула занавеска на окне.
Сосед, привязанный простынями к кровати, бился и мычал, другой пытался укрыться от огня под своей койкой с продавленной железной сеткой, третий бегал взад-вперед, пытаясь сбивать языки пламени старой продранной тапочкой, старик у окна непрерывно кричал тонким, раздирающим криком.
