Виктория Борисова - Ожидайте перемен к лучшему
Ее не стало в теплый, ясный весенний день – как раз под Пасху. Солнечные лучи разбудили Сережу, заставили открыть глаза, выйти ненадолго из серой тени. Как будто в первый раз увидел он и небо, и облака, и старый тополь за окном, зеленеющий свежими листочками. Весенний воздух приятно щекотал ноздри. Ему захотелось встать, пойти в лес или в поле и долго-долго лежать на траве, смотреть в небо, щуриться на солнышко… Тихо ступая, он подошел к маминой постели, хотел сказать ей «доброе утро» – вот она удивится!
Но мама почему-то не услышала его. Сергей сначала удивился, что она спит так долго и крепко, а когда увидел приоткрытый рот, сбившиеся в комок седые волосы, тронул за руку – и почувствовал холод и каменную неподвижность; он закричал, кинулся к соседям, начал отчаянно колотить в дверь. Оставаться наедине с мертвой было очень страшно.
За ним пришли какие-то люди, заставили подняться, зачем-то посадили в машину и долго везли по тряской дороге. Увидев впервые дом с колоннами за бетонным забором, он задрожал, даже попытался вырваться из цепких рук санитаров. Слезы потекли из глаз, хотелось крикнуть: «Я не хочу, не хочу, отпустите меня!» В палату его отвели силой, потом сделали укол, и серая пелена вновь накрыла его с головой – кажется, уже навсегда…
И вот теперь, в последнем своем прибежище, он ведет почти растительное существование, даже не понимая, кто он такой и где находится. Он давно уже не выходит в больничный дворик для ежедневной получасовой прогулки, а в последнее время и вовсе почти перестал есть и вставать с постели. Даже в теплые дни он кутается в одеяло и все равно мерзнет. Путь до уборной в конце коридора и обратно стал страшно тяжел и долог, словно переход через ледяную пустыню.
Жизнь постепенно угасает в его теле, давно лишенном даже слабого проблеска сознания, и сейчас особенно заметно, что совсем скоро интернатскому сторожу Степанычу – ворчливому, злому, вечно пьяному старику, которого все называют Стаканычем, – опять будет работа. Персонала не хватает, и каждый раз, когда кто-нибудь из обитателей скорбного дома заканчивает свой горький земной путь, ему приходится рыть новую могилу на маленьком кладбище, где под фанерной табличкой находят последний приют те, кто в большом мире давно уже никому не нужен. Никто не сомневается, что и Сергей займет там свое место…
Скоро, но не сейчас. Сегодня у него была совершенно особенная ночь. Свидание с луной словно придало ему сил, глаза блестят как-то по-особенному, и на бескровных щеках даже проступил легкий румянец.
Сергей тихо зашел в палату и лег в постель. Здесь было непривычно тихо, даже обычно буйный сосед слева лежал на боку и только жалобно постанывал во сне, словно жаловался кому-то.
Шторы задернуты наглухо, но лунный свет все равно пробивается сквозь ветхую ткань. Он перевернулся на спину, чтобы лучше видеть его, чуть улыбнулся и вдруг совершенно ясно произнес:
– Я – тринадцатый.
Огонек свечи дрожит в темноте. Он кажется таким маленьким, слабым, готовым вот-вот погаснуть от малейшего дуновения ветерка. В неверном, колеблющемся свете можно различить небольшую комнату, убранную черным бархатом, стол, заваленный какими-то бумагами, бронзовый старинный подсвечник… Дымок от горящих благовонных палочек поднимается вверх. В комнате пряно и нежно пахнет сандалом и лавандой.
Плотно задернуты тяжелые шторы на окнах, чтобы ни один лучик света снаружи не просочился сюда. За столом, накрытым узорчатой скатертью, сидит высокий, крепкий мужчина с короткой светло-русой бородой. В руках он держит камень – кусок черного обсидиана, чуть отблескивающий на изломах, с ярко-алой щелью посередине – и пристально, напряженно вглядывается в него, словно хочет отыскать что-то важное. Лицо его омрачено, брови сдвинуты, и скорбная складка легла возле рта. Кажется, то, что он видит там, в глубине, вовсе не радует его.
– Так, Солнце в Близнецах, Транзитная Луна в оппозиции с Сатурном, тригон Меркурий – Марс… – бормочет он себе под нос, поворачивая камень под разными углами к свету, – Альдебаран… А что же Альдебаран?
Он потянулся к груде бумаг на столе и долго рылся, отыскивая что-то, пока, наконец, не извлек длинный пожелтевший свиток, потом чертил и вычислял что-то на маленьком листке бумаги и хмурился еще больше.
– Ага, вот… Нехорошо, совсем нехорошо!
Он снова взял в руки черный камень. Алая щель стала совсем узкой, как нитка. Еще немного – и она совсем исчезнет… А вместе с ней исчезнет и Тринадцатый.
Он вздохнул и отложил камень в сторону – осторожно, словно боялся причинить ему боль. Печаль навалилась нестерпимым грузом, сгибая плечи, лишая сил и надежды… Редко, очень редко в мир приходят особенные люди, отмеченные Знаком Судьбы, и почти всегда они остаются одинокими, гонимыми и непонятыми, обречены на безвременную смерть или, как сейчас Тринадцатый, на медленное и мучительное угасание.
Грандмастер провел рукой у лба, словно отгоняя неприятные воспоминания. Это и в самом деле нелегкая участь – быть не таким, как все: могущественным – и бессильным, всезнающим – и наивным в самых простых житейских вопросах, безжалостным – и бесконечно сострадающим в то же время, быть способным обрести бессмертие – и даже не догадываться об этом!
Это началось очень давно, в те дни, когда мир был юным, и боги еще иногда спускались на землю, и ангелы прельстились красотой дочерей человеческих. Рожденные от них дети были людьми – но не совсем[3]. В разные времена их то объявляли святыми – обычно после смерти, – то сжигали на кострах и подвергали нечеловеческим пыткам. Неизменным оставалось лишь одно – люди всегда боялись и ненавидели их, старались уничтожить любой ценой.
И это почти удалось. Теперь они рождаются редко, когда в результате случайной мутации «старые» гены нет-нет да и вырвутся наружу, и в семье обычных людей вдруг да появится странный, ни на кого не похожий ребенок. Родителям остается только гадать: откуда он взялся – такой? А общество, как и века назад, стремится его отторгнуть, обезличить, сделать таким же, как и все, а не получится – убить. Правда, методы изменились, они стали действовать гораздо тоньше, без драматических эффектов. Каждый, кто видит невидимое, слышит голоса духов и живет в двух мирах одновременно, рискует стать пациентом психиатрической клиники. Маленькие разноцветные таблетки действуют тихо, это вам не дыба и раскаленные щипцы, зато надежно устраняют чужака, превращают его в поистине жалкое создание – бессмысленное, отупевшее, зато не опасное больше.
Грандмастер провел ладонью по камню и почувствовал, каким холодом веет от него. Прости, Тринадцатый…
