Майкл Крайтон - Пожиратели мертвых (13-й воин)
– Огненный червь выдыхает пламя, – ответил мне Хергер.
Потом он предложил мне кубок меда, уверяя, что этот напиток поможет справиться с ознобом. На этот раз меня не пришлось уговаривать, и.я с радостью залпом осушил кубок.
Вскоре стало совсем темно, и воины Беовульфа заняли отведенные им места вдоль частокола в ожидании нападения дракона Коргона. Глаза всех защитников были обращены к холмам, теперь полностью скрытым пеленой тумана. Беовульф прошел вдоль линии укреплений, неся огромный меч по имени Рундинг, и, задерживаясь то тут, то там, ободрял словами своих воинов. После этого все спокойно стояли у частокола и ждали, лишь Эхтгов, заместитель Беовульфа, методично тренировался в метании топориков; он считался лучшим в отряде мастером владения этим оружием – топором с остро заточенным лезвием, который благодаря небольшому весу можно метать одной рукой. Я насчитал за поясом у Эхтгова пять или шесть таких топориков. Еще столько же он держал в руках, и еще столько же лежало вокруг него на земле. На довольно значительном расстоянии от себя он установил обрубок толстого бревна и метал в него топорики, которые раз за разом втыкались в дерево.
Хергер тем временем столь же методично натягивал лук и то и дело пускал стрелу, словно испытывая самого себя на меткость. Тем же самым был занят и Скельд. Вместе с Хергером они считались самыми меткими стрелками в норманнском отряде. У норманнских стрел железные наконечники, а сами они сделаны очень качественно. Древки всех стрел в колчане имеют абсолютно одинаковую длину и толщину. Таким образом стрелку не приходится учитывать разницу в их весе. В каждой деревне и военном лагере норманнов имеется человек, зачастую калека или пострадавший в бою, который известен как алъмсманн – мастер по изготовлению стрел; обычно он умеет делать также и луки, и воины данной области получают у него оружие, расплачиваясь золотом или раковинами, а иногда, как я видел своими глазами, разными продуктами, включая мясо[28]. Норманнские луки равняются по длине росту своего владельца и изготавливаются из березы. Способ стрельбы таков: хвостовое оперение стрелы подносится не к глазу, а к уху, и в этом положении стрелы выпускаются; в силу больших размеров луки обладают огромной мощностью – стрела, пущенная из подобного оружия, пробивает человека насквозь; более того, я своими глазами видел, как стрелы пробивали доски толщиной с кулак мужчины. Лишь однажды я попытался сам натянуть тетиву такого лука, но очень быстро понял, что это пустая затея; такое оружие слишком велико для меня и требует чрезмерных усилий.
Все норманны являются мастерами во владении разными видами оружия и вообще разными способами убийства человека, и это умение они очень высоко ценят. В их языке есть понятие боевых линий, которое не имеет ничего общего с привычным нам термином построения солдат в боевые порядки; вообще говоря, привычная нам тактика организованных боевых подразделений чужда этим воинственным людям. Войну они не ведут, они живут в ней, и вся их жизнь – это череда поединков со все новыми и новыми противниками. Их боевая тактика различается в зависимости от вида оружия. Меч – тяжелое оружие, двигающееся по дуге, – обычно используется для нанесения рубящих ударов, но не колющих. О нем они говорят: «Меч целится вдоль линии дыхания», подразумевая под этой линией шею, а удар вдоль этой линии обозначает отделение головы от тела. С другой стороны, копье, стрела, ручной топорик, кинжал и еще несколько видов оружия являются колющими, и об этих видах они говорят: «Это оружие целится в линию жира»
[29]. Такими словами они обозначают центральную часть тела от головы до низа живота; раны, нанесенные в эту линию, с их точки зрения, почти всегда оказываются смертельными для противника. Кроме того, они считают, что важнее постараться нанести удар в мягкий живот, чем в твердую грудину или даже в голову.
В ту ночь весь отряд Беовульфа, и я в том числе, не сомкнул глаз. Ожидание страшно утомило меня. Я чувствовал себя таким усталым, словно уже поучаствовал в сражении, которое на самом деле еще и не начиналось. Норманны же не выказывали никаких признаков усталости. Казалось, они всегда, в любую минуту, готовы вступить в бой с любым противником. Про них не зря говорят, что они прирожденные воины, и сражение не только не утомляет их, но напротив, наполняет новыми силами. Ожидание, пребывание в засаде или на страже – для них естественное состояние, знакомое чуть ли не с самого рождения. Они вообще всю жизнь находятся в положении человека, ожидающего нападения с любой стороны и в любую секунду.
На какое-то время я забылся неглубоким беспокойным сном. Пробуждение же мое было таким: я услышал свист рассекаемого воздуха и негромкий удар где-то рядом с моей головой. Открыв глаза, я увидел стрелу, вонзившуюся в дерево на расстоянии меньше ширины ладони от моего носа. Выстрел был сделан Хергером, который вместе с остальными воинами весело рассмеялся, увидев, насколько мне стало не по себе от этой шутки. Кроме того, он сказал мне:
– Не спи, а то всю битву пропустишь.
Я ответил в том духе, что, с моей точки зрения, в этом не было бы большой беды.
Хергер подошел ко мне, выдернул стрелу из дерева и, заметив, что я всерьез обиделся на его опасную, по моему мнению, шутку, сел неподалеку и завел дружелюбный разговор. Вообще в этот вечер Хергер, как ни странно, был настроен шутить и веселиться. Отхлебнув меда из припасенной фляги, он протянул ее мне и сказал:
– Скельда заколдовали, – и рассмеялся над собственными словами.
Скельд находился недалеко от нас, и поскольку Хергер говорил достаточно громко, не мог не слышать нашего разговора. Другое дело, что Хергер беседовал со мной на латыни – языке, Скельду незнакомом; по всей видимости, Хергер находил в этом еще один повод для веселья. Пока мы с Хергером разговаривали, Скельд затачивал наконечники стрел и спокойно, как и все остальные, ожидал битвы. Я спросил Хергера:
– Как же его заколдовали?
Вот что Хергер сказал мне в ответ:
– Если его не заколдовали, значит, он превратился в араба. Иначе я не могу объяснить то, что с ним происходит: он стал стирать свое нижнее белье и даже каждый день моет свое тело. Ты разве этого не замечал?
Я ответил, что не замечал. Хергер еще громче рассмеялся:
– Скельд так поступает ради одной свободной женщины, которая его просто пленила. Представляешь себе, ради какой-то бабы он каждый день моется и вообще ведет себя как полный дурак – изображает из себя нежного юношу. Ты разве этого не замечал?
Я ответил, что и этого не замечал тоже. На это Хергер заявил:
