Стефани Майер - Полуночное солнце
— Тогда чего тебе от меня нужно, Эдвард?
Звук моего имени в её устах произвёл на меня странное действие. Я затрепетал. Если бы у меня было живое сердце, оно застучало бы сейчас в бешеном аллегро.
Но что мне ей ответить?
Правду, решил я. С нынешнего момента я буду предельно откровенен с нею. Настолько, насколько смогу, конечно. Заслужить её доверие, должно быть, уже невозможно, но я могу, по крайней мере, уменьшить недоверие, которое она ко мне питала.
— Прости меня... — сказал я. Знала бы она, насколько глубоко я раскаивался! К несчастью, я мог извиняться только за несущественные мелочи. — Знаю, я очень груб с тобой, но поверь, так лучше.
Действительно, для неё было бы лучше, если бы я продолжал в том же духе — вёл себя с нею как последний мерзавец. Вот только я сам больше не выдерживал этого.
Она открыла глаза, выражение в них было по-прежнему насторожённое.
— Не могу понять, о чём ты.
Я был обязан предостеречь её против себя самого, при этом не подвергая себя риску разоблачения, и сделать это так, чтобы она поняла предупреждение. Приходилось говорить обиняками.
— Будет лучше, если мы не будем друзьями. — Само собой, она могла и сама это почувствовать — интуиция у неё была развита более чем достаточно. — Поверь мне.
Её глаза потемнели, и я вспомнил, что уже говорил ей нечто подобное — как раз перед тем, как нарушить обещание. Я вздрогнул, когда она стиснула зубы. Она тоже помнила.
— Какая жалость, что ты не додумался до этого раньше, — зло сказала она. — Тогда бы не пришлось сожалеть о сделанном.
Я остолбенел. Что она знает о моих сожалениях?
— Сожалеть? О чём сожалеть?
— О том, что не дал этому идиотскому фургону раздавить меня! — выпалила она.
Я замер в ошеломлении.
Как только она могла подумать такое? Спасение её жизни было единственным достойным поступком, совершённым мной за время знакомства с ней. Это была единственная вещь, которой я не стыдился. Единственная вещь, оправдывающая моё существование в собственных глазах. Я боролся за то, чтобы сохранить ей жизнь с того самого момента, когда впервые ощутил её аромат. И вот как она думала обо мне?! Да как она может сомневаться в единственном совершённом мною добром деле во всей этой неразберихе?!
— Ты думаешь, я раскаиваюсь в том, что спас тебе жизнь?
— Я знаю, что раскаиваешься! — отрезала она.
Её оценка моих побуждений привела меня в негодование:
— Ты ничего не знаешь!
Как непонятна работа её ума! Она заводила меня в тупик. Белла, должно быть, мыслила не как все остальные люди. Наверно, вот в чём объяснение молчания её мыслей. Она была не такой, как другие.
Она резко отвернулась, вновь сцепив зубы. Щёки её полыхали, на этот раз от злости. Она сгребла свои книжки в кучу, сунула их подмышку и зашагала к двери, не взглянув на меня.
Даже в таком гневе, в каком был я, нельзя было не найти её злость слегка забавной.
Она шла скованно, не глядя, куда идёт, и, зацепившись ногой за порожек двери, потеряла равновесие. Книги рассыпались по полу. Вместо того, чтобы наклониться и собрать их, она лишь стояла, будто кол проглотила, даже не глядя вниз. Могло показаться, что она не уверена, а стоит ли их вообще подбирать.
Я ухитрился не засмеяться.
В классе никого не было, меня никто не видел, так что я метнулся к ней и собрал её книги прежде, чем она успела глянуть вниз.
Она было наклонилась, но, увидев меня, снова застыла. Я протянул ей книги, стараясь, чтобы мои ледяные руки нигде не соприкоснулись с её тёплой кожей.
— Спасибо, — сказала она холодным, твёрдым голосом.
Её тон вернул меня в прежнее раздражённое состояние.
— Пожалуйста, — ответил я точно таким же, как у неё, тоном.
Она выпрямилась и гордо удалилась. Пошла на следующий урок.
Я долго смотрел ей вслед — до тех пор, пока мог видеть её — гордую, несчастную и рассерженную.
Испанский прошёл как в тумане. Миссис Гофф никогда не раздражала моя рассеянность на её уроках: для неё не было тайной, что я знаю испанский куда лучше неё. Поэтому она предоставляла мне полную свободу отдаваться течению своих мыслей.
Итак, надо было смотреть правде в лицо — моя попытка игнорировать девушку провалилась. Но значило ли это, что остаётся единственный путь — погубить её? Нет, это не может быть моим единственным выбором! Наверняка можно найти какой-то другой путь, какое-то другое тонкое равновесие... Над этим надо как следует подумать...
Я не слишком обращал внимание на Эмметта, пока урок почти не подошёл к концу. Он сгорал от любопытства. Эмметт был не слишком чувствителен к душевным настроям других, но он всё же углядел во мне явные перемены. Он дивился тому, чтó послужило причиной того, что безжалостный огонь страдания исчез из моих глаз. Наконец, после тяжких усилий дать название совершившейся во мне перемене, брат решил, что во мне проснулась надежда.
Надежда? Значит, вот как это выглядело со стороны?
Я раздумывал об этом, пока мы шли к моему "вольво", и никак не мог додуматься, на что же я, собственно, надеялся.
Однако долго предаваться раздумьям мне не дали. Поскольку я был особенно чувствителен к любым мыслям, относящимся к Белле, звук её имени в головах моих... ну, да, соперников, соперников! — тотчас же привлёк моё внимание. Эрик и Тайлер, прослышав о провале попытки Майка, готовились предпринять собственные шаги.
Эрик уже маячил на месте, рядом с её грузовиком, где она никак не могла избежать встречи с ним. Класс Тайлера задержали, чтобы задать домашнее задание, и он отчаянно торопился, чтобы застать её прежде, чем она улизнёт из школы.
Этого я пропустить не мог!
— Подожди остальных здесь, хорошо? — прошептал я Эмметту.
Он покосился на меня с подозрением, но всё же кивнул, пожав плечами.
"Парень совсем очумел", — подумал он, позабавленный моей непонятной просьбой.
Я видел, как Белла шла из спортзала, и стал там, где она не могла меня увидеть. Как только она приблизилась к засаде, устроенной Эриком, я неторопливо пошёл вперёд, соразмеряя свои шаги так, чтобы пройти мимо них как раз в нужный момент.
Она растерялась, увидев ожидающего её парня. На мгновение она застыла на месте, но потом, взяв себя в руки, пошла дальше.
— Привет, Эрик, — дружелюбно сказала она.
Внезапно меня охватил неожиданный страх. А вдруг этот неуклюжий, долговязый подросток с прыщавой кожей ей чем-то мил?
Эрик громко сглотнул — видно было как дёрнулся его кадык.
— Привет, Белла.
Она, похоже, не замечала его нервозности.
