Дин Кунц - Шорохи
Пища была так же хороша, как и разговор. Бефстроганов, лук, перец, маринованный чеснок и цукини… Салаты хрустели на зубах. Соусы придавали пище неповторимый вкус.
Когда ужин был окончен и Хилари посмотрела на часы, она не поверила своим глазам: десять минут двенадцатого!
Майкл Саватино подошел за своей законной порцией комплиментов и вполголоса сказал, обращаясь к Тони:
– Двадцать один.
– Нет, двадцать три.
– По моим записям – двадцать один.
– Врут твои записи.
– Двадцать один, – настаивал Майкл.
– Двадцать три. Вернее, двадцать три и двадцать четыре. Сегодня две порции.
– Ерунда, – не соглашался владелец ресторана. – Считаются визиты, а не порции.
Наконец Хилари не выдержала:
– Я выжила из ума или этот разговор действительно не имеет смысла?
Майкл укоризненно покачал головой.
– Когда Тони разрисовывал эту стену, я хотел заплатить, но он не согласился, а вместо этого запросил несколько бесплатных обедов. Я настаивал на сотне, он – на двадцати пяти. Наконец мы сошлись на пятидесяти. Он недооценивает свою работу.
– Это панно – работа Тони?
– А он вам не сказал?
– Нет.
Под пристальным взглядом Хилари Тони сник.
– Поэтому он и купил джип, – объяснил Майкл. – Чтобы ездить в горы на этюды.
– А мне сказал, что любит кататься на лыжах.
– Это тоже. Но главное – этюды. Он должен гордиться. Но легче вырвать зуб у аллигатора, чем заставить Тони говорить о живописи.
– Я всего лишь любитель, – возразил тот.
– Это панно – настоящее произведение искусства, – не унимался Майкл.
– Без сомнения, – поддержала его Хилари.
– Вы – мои друзья, – сказал Тони, – поэтому из великодушия хвалите мои картины. Ни один из вас не может судить как профессиональный критик.
– Он дважды получал первые призы на выставках, – сообщил Майкл. – Спит и видит, как бы стать профессиональным художником.
– Профессиональный художник не получает дважды в месяц гарантированную зарплату, – горько возразил Тони. – И медицинскую страховку. И пенсию.
– Зато если продавать пару картин в месяц за полцены, ты будешь иметь гораздо больше, чем любой коп.
– Можно не продать ни одной за целых полгода.
Сидя в джипе, Хилари вернулась к этому разговору:
– Почему бы вам, по крайней мере, не выставить свои работы в картинной галерее? Вдруг их кто-нибудь купит?
– Не купит. Я не такой уж хороший художник.
– То панно – просто замечательное.
– Хилари, вы все-таки не специалист.
– Я сама время от времени покупаю картины – и потому, что они мне нравятся, и потому, что это хорошее помещение капитала.
– С помощью директора картинной галереи?
– Да. Почему бы вам не показать ему свои работы?
– Мне будет трудно перенести отказ.
– Вам не откажут.
– Давайте больше не будем говорить о моих картинах.
– Почему?
– Надоело.
– А о чем мы будем говорить?
– Ну, например, о том, пригласите ли вы меня выпить немного бренди.
– Бренди?
– Может быть, коньяку?
– Да, вот это у меня есть.
– Какая марка?
– «Реми Мартин».
– Самый лучший. Но… я не знаю… наверное, уже поздно?
– Если вы не примете мое приглашение, – сказала Хилари, наслаждаясь этой маленькой игрой, – мне придется пить в одиночку.
– Первый признак алкоголизма.
– Вы толкаете меня на путь разрушения личности.
– Никогда себе этого не прощу.
Через пятнадцать минут они сидели рядом на диване, следили за огненными языками в камине и потягивали «Реми Мартин». У Хилари кружилась голова – не от коньяка, а от близости Тони и от мысли, лягут ли они сегодня в постель. Она никогда не делала этого при первом свидании. Обычно Хилари была осторожна и не позволяла себе заходить слишком далеко, пока хорошенько не узнает человека. Но в этот первый вечер с Тони Клеменца она чувствовала себя удивительно легко и в полной безопасности. Он чертовски красив. Высокий, смуглый, очень серьезный. Аскетический тип. Типичная для полицейского властность и уверенность в себе. И в то же время – чуткость. Доброта. Ей было нетрудно представить себя обнаженной – под ним… а потом сверху… Зазвонил телефон.
– Черт! – выругалась она. – Должно быть, это опять этот тип.
– Какой тип?
– В последние два дня кто-то постоянно звонит и дышит в трубку.
– Ничего не говорит?
– Только слушает. Наверное, какой-нибудь сексуально озабоченный подонок из тех, кого привела в возбуждение напечатанная в газетах история.
Хилари встала с дивана. Тони последовал ее примеру.
– Ваш номер числится в справочнике?
– На следующей неделе я получу новый и не стану регистрировать.
Телефон продолжал надрываться. Опередив Хилари, Тони схватил трубку.
– Алло?
Ему не ответили.
– Резиденция мисс Томас слушает. У телефона детектив Клеменца.
Щелк!
Тони положил трубку на рычаг.
– Отключился. Должно быть, я его здорово напугал. Надеюсь, он больше не станет вас беспокоить. Но все равно это хорошая идея – насчет нового номера. Утром я позвоню на телефонную станцию и попрошу это ускорить.
– Спасибо, Тони.
Хилари обхватила руками плечи. Ее знобило.
– Не думайте об этом. Опыт показывает, что маньяки, угрожающие по телефону, таким образом расходуют весь запас агрессивности. Обычно они не способны к насилию.
– Обычно?
– Практически никогда.
Хилари жалко улыбнулась. Этот чертов звонок разрушил очарование. Ей больше не хотелось соблазнять Тони, и он это почувствовал.
– Наверное, мне пора.
– Да, уже поздно.
– Спасибо за коньяк.
– Спасибо за чудесный вечер.
У двери Тони спросил:
– Вы свободны завтра вечером?
Хилари собралась было ответить «нет», но вспомнила о словах Уолли Топелиса и о том, как чудесно было сидеть рядом с Тони на диване, и улыбнулась.
– Свободна.
– Куда бы вам хотелось отправиться?
– На ваше усмотрение.
Тони задумался. Потом сказал:
– Что, если начать прямо с обеда? Я заеду в полдень?
– Буду ждать.
Он нежно поцеловал ее в губы.
– До завтра.
– До завтра.
Хилари проводила Тони взглядом и заперла дверь.
* * *В воскресенье, в десять часов утра, когда Тони пил на кухне грейпфрутовый сок, позвонила Дженет Ямада, та самая женщина, которая накануне встречалась с Фрэнком.
– Ну и как оно? – поинтересовался Тони.
– Изумительно! Просто изумительно!
