Стивен Кинг - Кладбище домашних животных
И тогда он сказал: «Я не собираюсь ломать шею ни себе, ни тебе. И я пройду, и ты закопаешь там своего пса». И он был прав. Он перешел через валежник совершенно спокойно, даже не глядя под ноги, и я за ним, таща Спота, хотя он весил фунтов тридцать пять, а я сам в то время — не больше девяноста. Знаешь, Луис, на другой день я чувствовал себя не очень хорошо. А как ты себя чувствовал?
Луис не ответил, только кивнул.
— Мы шли и шли. Мне казалось, что мы идем целую вечность. Леса в то время были еще более дикими. Разные птицы кричали, и не всегда можно было понять, что это были за крики. Бродили какие-то звери, может быть, олени, а может, лоси или даже медведи. Я тащил Спота. Через какое-то время у меня возникла дурацкая мысль, что старый Стэнни Б. превратился в индейца, и сейчас повернется ко мне, весь раскрашенный, смуглый и черноволосый, что его кирка с лопатой на самом деле томагавки, и он ударит меня но голове и снимет скальп. Стэнни больше не шатался и не падал, он шел прямо вперед, с поднятой головой, и это только укрепляло мои подозрения. Но когда мы добрались до края Чертова болота, и он повернулся, я увидел, что это тот же Стэнни, а не шатался он потому, что боялся. Все лицо у него было белым и блестело от пота.
Он говорил мне то же, что я тебе прошлым вечером — про птиц, и про огни Святого Эльма, и чтобы я не обращал внимание на то, что увижу и услышу. Самое главное, сказал он, не отвечать, если с тобой кто-нибудь заговорит. И я кое-что там увидел. Я не хочу говорить об этом, Луис, но я был там с тех пор раз пять, и не видел ничего подобного. И я думаю, что вчера я был там последний раз в жизни.
«Не верить же всему, что он говорит», — сказал себе Луис, хотя три пива сделали его более доверчивым. — Не верить же этим россказням про старого француза, и какого-то Вендиго, и зверей, которые воскресают. Это всего лишь проклятый кот, его оглушило, а потом он вылез, вот и все. А остальное — просто стариковские байки».
Но это было не так, и Луис знал, что это не так, и три пива не могли подавить в нем это знание, как не смогли бы и тридцать три.
Черч умер, теперь он был жив, и что-то в нем изменилось, что-то было не так. Что-то случилось. Джуд не хотел говорить, что он видел, но влияние этого индейского кладбища было недобрым, и что-то в глазах Джуда подтверждало это. Луис подумал об этом странном взгляде Джуда прошлым вечером и вспомнил свою мысль о том, что Джудом словно кто-то управлял.
«Но кто?» — тревожил его вопрос. И, не зная ответа, Луис отогнал эту мысль.
— Я зарыл Спота и сложил курган, — сказал Джуд, — и пока я это делал, Стэнни Б. уснул. Я тряс его, пока не разбудил, но, когда мы прошли эти сорок четыре ступеньки...
— Сорок пять, — пробормотал Луис.
Джуд кивнул.
— Да, верно, сорок пять. Когда мы прошли эти сорок пять ступенек, он снова держался уверенно, как и раньше. Мы отправились обратно через болото и через валежник, и, наконец, пересекли дорогу, и я опять увидел свой дом. Мне казалось, что прошло десять часов, но на самом деле еще даже не стемнело.
«И что теперь?» — спросил я Стэнни Б. «Теперь жди и увидишь, что будет», — ответил он и пошел прочь, опять шатаясь и спотыкаясь. Я думаю, он спал ту ночь в хлеву, и так уж получилось, что мой Спот пережил Стэнни Б. на два года. У него что-то испортилось в кишечнике, и 4 июля 1912-го двое детей нашли его на дороге, мертвого, как кочерга.
А тогда я просто залез по плющу обратно, забрался в постель и заснул, едва моя голова коснулась подушки.
Наутро я проснулся только в десять, когда мать позвала меня. Отец работал на железной дороге и уходил в шесть. И мать никогда еще не звала меня так. Она прямо вопила.
Джуд подошел к холодильнику, достал банку пива и открыл ее. Лицо его в свете лампочки было желтым, цвета никотина. Отхлебнув пива, он громко рыгнул и опять повернулся к Луису.
— Дальше мне нелегко говорить. Я вспоминал это снова и снова, но так никому и не рассказывал. Другие знали, что случилось, но никогда не говорили со мной об этом. Это как секс, наверно. Тебе я скажу, Луис, потому что твой кот теперь уже другой. Не обязательно опасный, но... другой. Как тебе кажется?
Луис подумал о Черче, неуклюже спрыгнувшем с бачка, о его мутных глазах, тупо глядящих на него.
Наконец он кивнул.
— Когда я сбежал вниз, моя мать стояла в углу между ледником и одним из наших шкафов. На полу лежало что-то белое — это была занавеска, которую она собиралась вешать. А у двери стоял мой пес Спот. Он был весь в грязи, и оставлял грязные следы. Шерсть на брюхе свалялась. Он просто стоял, не рычал, ничего, но было ясно, что именно из-за него она забилась в угол. Она была в ужасе, Луис. Я не знаю, как ты относился к родителям, но я своих очень любил. Обоих. Я понял, что до смерти перепугал свою мать, когда увидел стоящего там Спота. Но сам я даже не удивился.
— Я знаю, — сказал Луис. — Когда я утром увидел Черча, я просто... мне показалось, что это... — он помедлил. «Естественно»? Это слово сразу пришло на ум, но оно было не самым верным. — Должно было случиться.
— Вот-вот, — сказал Джуд. Он зажег новую сигарету. Руки его немного дрожали. — И моя мать увидела меня, в белье, и закричала мне: «Забери своего пса, Джуд! Забери, пока он не запачкал занавеску!»
Тогда я позвал его, и сначала он не шел, как будто не узнавал своего имени, и я уже подумал, что это вовсе не Спот, а просто похожий пес...
— Да! — воскликнул Луис.
Джуд кивнул.
— Но когда я позвал его второй или третий раз, он пошел. Он не мог идти прямо, а весь шатался, едва не свалился с крыльца, а когда я дал ему похлебки, накинулся на нее, как волк. Тут я впервые испытал страх, потому что понял, что случилось. Но я стал на колени и обнял его — все-таки я был очень рад, что он вернулся. И он облизал мое лицо, и...
Джуд допил пиво и продолжил:
— Луис, его язык был холодным. Будто к твоему лицу прикасалась дохлая рыба.
Какой-то момент они оба молчали. Потом Луис сказал:
— Продолжай.
— Он поел, и потом я принес старую ванну, которую мы держали специально для него на заднем крыльце, и вымыл его. Спот всегда не любил мыться; обычно мы купали его вдвоем с отцом, и к концу были мокрыми с ног до головы, а сам Спот выглядел виноватым — собаки умеют делать такой вид.
Но в тот день Спот сидел в ванне совсем смирно. Он не шевелился. Мне это не понравилось. Это было как... мыть кусок мяса. Я взял старое полотенце и досуха вытер его. Я видел все места, где его зецепила проволока — там не было шерсти, и мясо казалось вырванным клочьями. Так выглядят зажившие раны лет через пять.
Луис кивнул. По роду занятий ему приходилось видеть такие вещи. Раны никогда не затягиваются полностью, и он снова подумал о могилах, которые никогда не удается доверху засыпать землей.
