Ричард Сенфорд - Зов
Он был прав. Он не обманывал себя. Однако его эмоции сейчас слишком сильны и могут повлиять на его суждения.
Он отошел к дальней стене студии и снова стал разглядывать картины. Каждая из них, казалось, говорила ему о том же.
Его желание разделить с кем-нибудь свою ношу велика. Но он должен быть осторожен. Разделить с кем-то свою ношу — значит безраздельно завладеть человеком. Но такое обладание может оказаться губительным. Та, которую он желал больше всего на свете, могла погибнуть, могла быть искалечена. Он не имеет права ошибаться.
Мара не выдержала, она завяла в его объятиях. Нагрузка оказалась слишком велика для нее. Он обманул себя тогда, поверив, что она была готова к этому. Ее красота ввела его в заблуждение.
Кто такая Дана Феррин, как не тень Мары? Они очень похожи, он это сразу понял. Но между ними есть существенная разница: определенная цепь обстоятельств в жизни Даны ко многому подготовила ее. Ее душа потрясена и изломана, она жаждет исцеления, обновления. Он сразу понял, прочитав знаки на ее руках и в ее глазах. Внутри нее как будто мерцали заряды статического электричества. То, что она была предназначена для другой цели, значения не имело. Планы можно менять. Он снова убедил себя, что прав. Она станет такой, какая нужна ему.
Он представил: ее тело будет гибким и упругим, черные глаза широко открыты, открыты для новых впечатлений. Живость выдает ее: свет и тень постоянно сменяются в глазах, показывая состояние духа, она неловко чувствует себя в своем собственном теле. Очень скоро она увидит то, что Таггерт сейчас видит в ней. Потенциал у нее огромен, гораздо больше, чем у кого-нибудь другого. Или он заставит ее увидеть…
В это время его взор упал на одну из картин. Внезапно она напомнила ему о самом себе. Палитра была остро-белой, с оттенками серого. Скалы, покрытые иглами блестящего льда. Какое точное отражение его внутреннего мира, добровольная исповедь. Одиночество зашевелилось внутри Таггерта.
Его страсть. Как всегда, его страсть и его одиночество воспламеняли в нем ярость. Для него было облегчением чувствовать, как ярость вскипает в нем, когда он вот так шагнет из угла в угол перед картинами — свидетелями его одиночества и острой тоски. Это было спасением. Он сознательно разжигал в себе ярость, чтобы вытащить себя из той бездны, в которую его затягивало одиночество, как альпинист пользуется веревкой и крюком на краю пропасти.
Но, как всегда, он выживет! Ровный желтый солнечный свет осветил часть его лица. Он осознавал, что испугался. Инстинкт спасает его, он сейчас это понял. Вновь возник шанс разделить с кем-то свою страсть.
В безжалостном свете, падавшем из окна, одна сторона лица Ноя Таггерта оставалась беловато-серой, как камень.
17
Дана посмотрела на себя в зеркало. То, что она увидела, ее огорчило: как и утром, под глазами были темные круги. Она сама вызвалась вести машину, потому что Луис устал. Она надеялась, что он ничего не замечает, и он, казалось, не замечал.
— Ничего нет лучше деревенского пейзажа, — обратился к ней Луис. — Надеюсь, на работе я пока больше не нужен. Они сказали, что в ближайшие два дня можно не звонить. Но даже если я позвоню, то скорее для проформы.
— Отлично, — ответила Дана. Она была рада, что он наконец вернулся. У них впереди еще почти целая неделя. Теперь у них будет настоящий отпуск. По крайней мере, она, может быть, избавится от ночных страхов.
— Эй, — сказала она, — сколько нам еще ехать?
Луис посмотрел на карту озера на последней странице газеты «Тахо Саммер Фан». Когда они в тот день отправились на Южный берег в район казино, они почему-то решили, что доберутся туда за полчаса. Потом Луис прочитал во вкладыше под названием «Факты о Тахо», что, хотя само озеро было длиной в двадцать две мили, длина береговой линии составляла семьдесят одну милю, и из-за извилистых дорог больше половины этого расстояния приходится на западный берег. Дана и Луис ехали на юг как раз по западному берегу. У них не было причины спешить, а вид маленьких, но глубоких, окаймленных буйным лесом бухт был очень живописным.
— Ладно, мы только что проехали Папский пляж и приближаемся к перекрестку с Пятидесятым шоссе. Почти приехали, осталось меньше пяти минут.
Луису хотелось кое-что спросить. Он знал, что это глупо, но почему бы и нет? Ей вполне могла понравиться его шутка.
— Послушай, ты мне так и не рассказала, как вы, девочки, тут без меня время проводили.
— Что?
— Ну, как вы здесь развлекались? Знаешь, ночная жизнь, Королевский пляж, аллея Тахо. Небось встретили каких-нибудь телохранителей?
— Нет, не встретили, — сказала Дана недовольно.
— Нет?
— Ну, если тебе очень хочется знать?
Он был озадачен.
— Все мои неистовые развлечения ограничились художественной галереей, куда мы ходили с Элли. Там мы наткнулись на Ноя Таггерта.
— Здорово! Великий герцог Лаписа. Ну и как?
Ее удивил его тон.
— Не глупи, он на самом деле очень приятный, даже застенчивый человек.
— Угу.
Луис барабанил пальцами по колену.
— Правда. К нему просто надо привыкнуть.
— Я тебе верю, — сказал он. — Ладно, теперь поехали прямо.
Он не понимал, что именно ему не нравилось в Таггерте. Слепое поклонение местного общества своему идолу было одной из причин, но не только это.
Вскоре машин стало больше, и их взорам предстала череда отелей Южного берега с казино, расцвеченными яркими огнями. Рекламные щиты предлагали снять номер за 19 долларов 95 центов, за ночь с человека. Они выехали на главную улицу. Казалось, был день, так ярко горели разноцветные надписи. Стеклянные двери казино были широко открыты, за ними виднелись красные и золоченые игральные автоматы. Вокруг толпились туристы, а тот, кто не хотел заходить, глазели с тротуара.
Они проехали мимо казино Цезаря и Харвея, мимо «Высоких гор» Дела Уэбба и решили остановить свой выбор на казино Харраха в конце улицы. Дана поставила машину на стоянку, и они пошли внутрь по ярко-красному дешевому ковру через боковую дверь.
Яркий свет слепил Дану. Он лился отовсюду: казалось, что все подвесные знаки, которые отмечали столы для лото и баккары, кинетические видеограммные мониторы, яркие белые лампы на вертящихся рулетках и черные и красные карты на зеленом сукне, светились. Дана была не в том настроении, чтобы выносить подобную атаку на свое зрение. Идиотка, думала она, а ты чего ждала? Но она должна теперь все это мужественно вынести, ради Луиса.
— О чем ты думаешь? — отважилась спросить она.
Луис, похоже, тоже был ошарашен. Они посмотрели на женщину в инвалидном кресле, которая опустила в автомат монету и дернула за рычаг. Еще раз, еще раз.
