Елена Ткач - Перстень старой колдуньи
Створы лифта раскрылись и Никите пришлось прервать паузу — он сжал её ладошки в своих, потом на секунду уткнулся в них. Они были такие теплые, маленькие и… беззащитные.
Оба вышли на площадку, где тусовались и курили какие-то алкаши. Женя долго-долго молча стояла и глядела на него, запрокинув голову. На площадке качался и таял дым сигарет. В воздухе волновались дымные силуэты, поля, какие-то знаки, фигуры… Она вдруг порывисто прильнула к нему, потом отпрянула и сказала всего два слова.
— Я тоже.
Он взлетел на седьмой этаж, прыгая через две ступеньки, отпер дверь…
Стол в гостиной был накрыт, за столом пировали, повсюду слышался смех, говор, музыка…
Где же Сергей Александрович? Его не было за столом.
Никита увидел маму и папу за дальним концом стола и, хотел было кинуться к ним, чтобы расспросить… когда из ванной чрезвычайно твердой походкой вышел Овечкин. Рукав рубашки на его левой руке был закатан — рука от кисти до локтя располосована двумя глубокими красными царапинами.
— О! — воскликнул он, заприметив Никиту. — Здравствуй, племя молодое! Значит уже вернулись?
— А… да, — каким-то крякающим голосом ответил тот. — Это вас… кот?
— Да, ты че, парень! Это мы тут немножко… посуду побили. Кот! Где это видано, чтобы милейшее домашнее животное нападало на человека? А?!
— Никита, иди мой руки и садись за стол, — стараясь перекрыть гул голосов, крикнула ему мама.
— Мам, я сейчас. Я вернусь после, хорошо? Ты слышишь?
— После чего? — не поняла мама.
Этот гул кого угодно может вывести из себя!
— После Рож-де-ства! — проорал Кит и опять метнулся к Овечкину.
— Дядя Сережа… только пожалуйста, честно.
— Это всенепременно! — пообещал тот.
— Это все-таки вас гадский котяра отделал, да?
— Ни в коем случае! — торжественно провозгласил Овечкин. — Ну, сам подумай: чтобы меня… какой-то кот… Это было бы совсем не мудро!
— Ну вот, вы не хотите ничего мне рассказывать, — в отчаянии дернул головой Кит. — Тогда скажите, хотя бы, где он. Вы его все-таки… того?
— Парень, на тебя дурно подействовал свежий воздух. Тебе надо среди народа побыть. А кстати, где твоя милая девушка?
— Она… дома. А где кот? Дядя Сережа, я вас очень прошу…
— Ну, если так… — посерьезнел Овечкин. — Он укрыт до поры в надежном месте. И, поверь, что там ему хорошо. И еда и… — он описал жестом некую параболу, которая могла означать все, что угодно, но в данном случае, скорее всего, удовольствия всякого рода. — Не волнуйся, больше он никого не тронет. Я об этом позабочусь. Лады?
— Лады! — с превеликим облегчением гаркнул Никита и, схватив обеими руками мужественную руку Овечкина, с силой её потряс.
А потом вихрем пролетел два пролета лестницы и очутился в Жениной квартире.
Она ждала его, сидя одетая на краю стула в комнате Марии Михайловны. За стеной, в её комнате, как всегда, гудел разношерстный люд.
— Ты уже? Хорошо. Тогда проводи меня до остановки. Видишь, я слово сдержала.
— Женечка… — он не знал, что сказать…
Как остановить ее? Кольцо! Он должен уничтожить кольцо — и тогда колдовская связь будет прервана. Его Женька станет свободной!
— Ну, пойдем…
И снова они на воле. Простор небесный был полон звезд. Ветер совсем утих, ночь затаилась, притихшая, таинственная…
— Ночь, слышишь меня? — крикнул Кит, запрокинув голову и роняя шапку в снег. — Не разлучай нас! Твой Царь рождается, слышишь, ночь? Царь небесный!
Женя ни слова не вымолвила в ответ на это импровизированное заклинание. Только подняла шапку, отряхнула от снега и водрузила ему на голову.
— Слушай… ещё есть время. Давай к реке прогуляемся. Знаешь, я ведь возле этого шлюза ещё ни разу не был!
— Правда? — она поверила. Взяла его под руку. — Тогда, конечно, пойдем.
Они спустились кривым переулочком к Яузе, а липы и тополя стояли на страже, охраняя их путь. Машин почти не было, и они легко и быстро перебежали дорогу. И вступили под сень высоких деревьев, чьи темные тени чертили загадочные письмена на белом снегу…
Возле чугунного парапета, ограждавшего набережную и шлюз, повеяло свежестью.
— Женька, чувствуешь… запах какой! Запах живой воды. Смотри — вон он, шлюз! А я и не знал, что в самом центре Москвы есть такое.
— Да, здесь чудесно… — она перегнулась через парапет, всматриваясь в бурный поток, с шумом падавший водопадом свысотыболее четырех метров. Дальше река успокаивалась и текла неспешно, играя с отражениями фонарей.
— Слушай, да это просто Голландия! — продолжал усыплять её бдительность Никита, беспрерывно болтая. — Или Бельгия! Я однажды был с родителями в Бельгии — в Генте — так там почти то же самое… Только это наша Москва. И мы… никому ее… не отдадим!
Эти последние слова он разделял паузами, точно набирая воздуху в легкие и готовясь к прыжку, а потом… прыгнул! Он кинулся на неё как тигр, стараясь вцепиться в запястье правой руки, на которой оранжевым мутным цветом пульсировало кольцо.
Женя вскрикнула от неожиданности, а он рвал зубами её варежку содрал, отшвырнул прочь, мотнув головой… и мертвой хваткой ухватил кольцо.
— Что ты делаешь? Ай… мне больно! — закричала она, не понимая, что происходит.
А потом поняла.
— Не смей! Это мамино кольцо! Оно для меня святое!
— Оно не мамино! — орал он не своим голосом, стараясь содрать перстень колдуньи с Жениного пальца. Я там был… в ту ночь под окном… Я все видел, все слышал. А когда ты ушла… нет, отдай! Когда ты ушла вместе с этим черным котом, старуха говорила с демоном! Ты понимаешь это? Ты понимаешь, глупая, во что ты влипла?
Ее сопротивление начало слабеть — настолько сразили Женю эти слова. Он одним рывком сорвал перстень с её пальца и… закричал. Оно почти до кости обожгло ему правую руку.
Тогда Никита перекрестился, переложив колдовской перстень в левую.
— Ничего, — в ярости захохотал он, — до свадьбы заживет!
И со всей силы зашвырнул кольцо далеко в реку.
Женя остолбенела. Первые секунды она не знала, что делать. Решение пришло бессознательно, а может, оно было последним приказом колдуньи…
Закинув ногу на парапет, она взобралась на него, стала подтягивать другую… Еще мгновение — и она прыгнет в гневную, беспощадную, ледяную воду кипящего шлюза…
Он всей своей массой навалился на неё и стал тянуть на себя — к спасительной земле. Но силы её удвоились — казалось, не девочка неполных тринадцати лет, но взрослый и притом тренированный человек с железными мускулами противостоит ему. Она тянула его к себе — туда, за парапет. Ведь она была уже ПО ТУ СТОРОНУ, цепляясь только одной рукой за край чугунных перил. Никита чувствовал, что Женя сильнее. При этом, она не понимает, что делает. И скоро — да, слишком скоро! — они оба окажутся в ледяной воде.
