Йон Линдквист - Впусти меня
– Что-нибудь... желаете?
Гёста покачал головой, даже не взглянув на официанта. Официант вскинул брови, но Ларри махнул ему рукой: ничего, мы сейчас с ним разберемся. Официант удалился, и Ларри положил руку Гёсте на плечо:
– Чему обязаны?
Гёста прокашлялся и, уставившись в пол, ответил:
– Юкке.
– Что Юкке?
– Он мертв.
Ларри услышал, как Лакке ахнул у него за спиной. Его рука по-прежнему покоилась на плече Гёсты. Похоже, он нуждался в поддержке.
– Откуда ты знаешь?
– Я все видел. Как это произошло. Его убили.
– Когда?
– В субботу. Вечером.
Ларри убрал руку.
– В субботу?! Но... ты сообщил в полицию?
Гёста покачал головой:
– Я не смог. Да и вообще... я ничего толком не видел. Но знаю.
Лакке уронил лицо в ладони, прошептал:
– Я знал, я знал!
Гёста начал рассказывать. Про ребенка, разбившего камнем фонарь у моста, а потом спрятавшегося под ним. Про Юкке, вошедшего под мост и так и не вышедшего. Контур тела на пожухлой листве на следующее утро.
К тому времени, как он закончил свой рассказ, официант уже успел сделать несколько яростных знаков Ларри, указывая то на Гёсту, то на дверь. Ларри положил руку Гёсте на рукав:
– Может, сходим туда и посмотрим?
Гёста кивнул, и они встали из-за стола. Морган залпом допил остатки своего пива и ухмыльнулся Карлссону, который взял газету и, как обычно, запихнул ее в карман пальто, жлоб чертов.
Только Лакке сидел неподвижно, играясь обломками зубочисток, рассыпанными на столе. Ларри наклонился к нему:
– Ты идешь?
– Я знал. Я чувствовал.
– Ладно, ладно. Ты идешь или нет?
– Да. Идите. Я догоню.
Когда они вышли на морозный вечерний воздух, Гёста немного пришел в себя и понесся с такой скоростью, что Ларри попросил его сбавить темп, иначе сердце не выдерживало. Карлссон и Морган шли бок о бок позади них; Морган выжидал момента, когда Карлссон сморозит какую-нибудь глупость, чтобы можно было на него наехать. Но даже Карлссон был погружен в раздумья.
Разбитый фонарь уже починили, и под мостом было относительно светло. Они стояли, столпившись вокруг Гёсты, и слушали, как он повторяет свой рассказ, тыкая пальцем в листья и притоптывая окоченевшими ногами, чтобы согреться – проблемы с кровообращением. Из-за топота под мостом гуляло эхо, будто поблизости маршировал полк солдат. Когда Гёста закончил, Карлссон произнес:
– По правде сказать, доказательств-то никаких нет...
Морган только этого и ждал.
– Черт, ты что, не слышал, что он сказал? Или ты думаешь, что он врет?
– Нет, – ответил Карлссон таким тоном, будто разговаривал с ребенком, – но вряд ли полиция поверит ему на слово, если мы не сможем предоставить каких-либо доказательств.
– Но он же свидетель!
– И ты считаешь, что этого достаточно?
Ларри махнул рукой, указывая на гору листьев:
– Куда делось тело, вот в чем вопрос. Если все действительно было так, как он говорит.
Лакке быстро шел по алее парка. Приблизившись к Гёсте, он указал на землю:
– Здесь?
Гёста кивнул. Лакке сунул руки в карманы и так застыл, разглядывая хаотично разбросанные листья, будто перед ним была головоломка, которую нужно решить. Под кожей его ходили желваки.
– Ну? Что скажете?
Ларри сделал пару шагов в его сторону.
– Лакке, мне очень жаль...
Одним движением руки Лакке отмахнулся от Ларри, не давая ему договорить.
– Я спрашиваю, что скажете? Поймаем мы ту сволочь, которая это сделала, или нет?
Все, кроме Лакке, отвели взгляд. Ларри хотел было сказать, что это сложно, почти невозможно, но осекся. В конце концов Морган прокашлялся, подошел к Лакке и положил руку ему на плечо:
– Поймаем, Лакке. Обязательно.
*
Томми перегнулся через перила и посмотрел вниз – вроде что-то поблескивает. Похоже на трофей Юных сурков из мультиков про Дональда Дака.
– О чем ты думаешь? – спросила мама.
– О Дональде Даке.
– Стаффан тебе не нравится, да?
– Да нет, он ничего.
– Правда?
Томми устремил взгляд в сторону центра. Разглядел красную неоновую букву «В», медленно вращавшуюся над городом. Веллингбю. Виктори.
– Он тебе пистолеты показывал?
– Почему ты спрашиваешь?
– Просто так. Показывал?
– Не понимаю, о чем ты.
– А что тут непонятного-то? Открыл сейф, достал пистолеты, показал. Показывал или нет?
– Ну, показывал, и что?
– Когда?
Мама стряхнула с блузки невидимую пылинку, потерла руками плечи.
– Что-то холодно.
– Ты о папе вспоминаешь?
– Да, все время.
– Все время?
Мама вздохнула, наклонила голову, пытаясь заглянуть ему в глаза:
– К чему ты клонишь?
– К чему ты клонишь?
Она накрыла ладонью его руку, лежавшую на перилах.
– Пойдешь завтра со мной к папе?
– Завтра?
– Да. Завтра же День Всех Святых.
– Это послезавтра. Пойду.
– Томми...
Она отцепила его руки от перил, развернула к себе лицом. Обняла его. Он немного постоял, затем высвободился из ее объятий и вошел в квартиру.
Надевая куртку, он сообразил, что ему нужно выманить маму с балкона, если он хочет подобрать стрелка. Он окликнул ее, и она тут же возникла на пороге в надежде услышать хоть одно его слово.
– Ладно... Стаффану привет.
Мама расцвела:
– Передам. Хочешь, останься?
– Да нет, я... Его, может, всю ночь не будет.
– Да уж. Я немного волнуюсь.
– Не волнуйся. Уж что-что, а стрелять он умеет. Пока!
– Пока...
Входная дверь захлопнулась.
– ...сынок.
*
Внутри «вольво» что-то приглушенно стукнуло, когда Стаффан на полной скорости въехал в бордюр тротуара. Челюсти лязгнули так, что в голове загудело. На какое-то мгновение он потерял зрение и чуть не задавил старика, направлявшегося к толпе зевак, что собрались вокруг полицейской машины у главного входа.
Стажер Ларссон сидел в машине и разговаривал по рации. Наверное, вызывал подкрепление или «скорую». Стаффан припарковался за ним, чтобы не перекрывать дорогу подкреплению, вышел и запер дверь машины. Он всегда запирал ее, даже если выходил всего на минуту, – не потому, что боялся угона, а чтобы выработать автоматизм и однажды, не дай бог, не забыть запереть служебную машину.
Он направился ко входу, стараясь выглядеть как можно солиднее перед собравшейся публикой; он знал, что обладает авторитетной внешностью. Большая часть публики, наверное, сейчас думала: «Ага, наконец-то пришел человек, который быстро во всем разберется».
