Стивен Волк - Готика
— Клер!
Со стен на него равнодушно смотрели картины.
Его разум работал быстрее, чем ноги. Она была в чертовой бане, погребенная заживо, внизу. Она была на чердаке, истекая кровью, сочившейся из перерезанного горла. Она лежала под половицами, ломая ногти о дерево, задыхаясь без воздуха. Оно вонзало когти в ее сердце. Где она? Жива ли?
— Клер!
За окном бушевало, как неистовая, жаждущая крови публика в римском театре во время гладиаторского боя. Шелли становился все злее, бегал из комнаты в комнату. Пусто. Ему казалось, что сам дом издевается над ним. Он думал о Боге. Бога нет, есть лишь судьба. Единственная определенность — смерть. Старуха с косой.
Он покачал головой, — его собственные дикие мысли вводили в заблуждение. Что знала Клер? Что сейчас было у нее в голове? Пришла ли она в сознание? Или же все еще оставалась в том месмерическом мире неопределенности?
— Клер, — молил Шелли, — сжалься, подай голос. Вскрикни только один раз, дай нам знать, где ты находишься. Кричи, плачь, делай что угодно, но только сообщи, где ты.
Он прошел в бильярдную комнату, направляясь ко входу в винный подвал, уже полагая, что здесь пусто, как в дюжине других комнат, где он побывал. Но он ошибался. Он обвел глазами помещение. Свечи догорели, лунный свет, проникающий в окна, дал возможность увидеть тело, лежащее на бильярдном столе.
Он замер, глупо уставившись на знакомый образ.
Тело, свернувшееся калачиком, было завернуто в тонкую белую материю.
Ловушка?
Он сделал один нерешительный шаг. Тело казалось совершенно безжизненным. Истощенным. Изможденным. Выпитым. Он проглотил слюну. Сделал еще шаг, более робкий, чем предыдущий.
— Клер?
Медленно, как раскрывающийся бутон, фигура, одетая в полупрозрачную газовую ткань, сбросила с себя неопределенность вместе с накидкой. Черные волосы и нежный изгиб тела нельзя было спутать. Это была Клер, но не та Клер, которую знал Шелли.
На него смотрело лицо незнакомки. Лицо Клер было здоровым и живым, а это было неподвижное. Лицо Клер было невинным, как у младенца, на этом лице не было и следа невинности. Чувственность лица Клер подавлялась сознательной робостью. На этом лице от робости не осталось и следа. Лицо смотрело на Шелли глазами большими, чем у Клер, губы были больше, чем у Клер, кожа бледнее. Чувства женщины били через край, глаза сверкали в темноте, язык облизывал пересохшие губы.
Шелли не мог отвести взора от столь странного преображения.
— Клер…
Глаза-зеркала смотрели на него, испуская месмерическое сияние, огромные, как береговые маяки, окруженные легким ореолом. Она встала на четвереньки. Спина прогнулась, ей было достаточно единственного кошачьего движения, чтобы сесть на край стола, свесив ноги.
Она была жива и невредима. Он чувствовал, что должен подойти к ней близко, чтобы она успокоилась. Что-то в лунно-зеленом блеске ее глаз говорило, что она нуждается в нем, что ей нужны его объятия.
— Клер…
Когда он приблизился, он увидел красный синяк любовного укуса на ее шее. Он протянул руку, чтобы дотронуться до него, но что-то остановило его, он отдернул руку.
Она блеснула лунными глазами.
— Посмотри мне в глаза… — сказала Клер тихим медленным голосом. В ее глазах была усмешка, и Шелли, приклеенный к полу ее взглядом, улыбнулся. Он был часть действа, добровольцем, шагнувшим на сцену, если бы он хотел, то мог идти, если бы пожелал, то мог отвернуться, если бы ему захотелось, он мог избежать ее взгляда.
— Нет! — сказала Клер с неожиданным гневом. — Я сказала посмотри мне в глаза!
Ее руки, как железные клещи, сжали голову Шелли, заставив посмотреть в ее лицо. Он не мог пошевельнуться, был не в состоянии освободиться и закрыть глаза, он смотрел всего доли секунды, но этого было достаточно. Ее грудь была обнажена, неся на себе явные признаки возбуждения. В центре розовых пятнышек сосков зияли две щели, которые медленно и неотвратимо раскрылись, обнажив два ГЛАЗА.
Теперь кричал Шелли. Руки, держащие его, исчезли. Он отпрянул почти со скоростью пули, ударился о книжный шкаф и вцепился в него. Раскатистый смех Клер пригвоздил его к шкафу, как удар ножа. Ламия. Соккуб.
Ослепленный, охваченный ужасом, еле сдерживающий рвоту… Шелли вылетел в коридор. Там он упал на колени.
Истерично смеясь, Клер вновь устроилась на бильярдном столе, потирая руками соски. Светские забавы? Разве страх — это забава? Она закружила вокруг стола в безумной пляске, как колесо судьбы, не способное остановиться.
Его нашел Байрон, помог подняться на ноги. Шелли был заторможен, как будто только что проснулся.
— Я нашел ее!
— Где?
— Там!
— Она ранена?
Шелли прильнул к нему, затем отпрянул, смеясь. Он приложил пальцы к губам, останавливая свой смех.
— Объясни, — потребовал Байрон.
— Нет, не ранена. Не ранена…
— Так в чем же дело?
— В чем дело? Ха-ха-ха…!
Байрон привел его в чувство легкими ударами по щекам.
— Изменилась! — проговорил Шелли. — Метаморфоза!
Байрону надоело слушать его, он решил посмотреть сам. Шелли поймал его руку.
— Нет!
— Почему?
— Не ходи!
— Что с ней случилось?
— Оно овладело ею… — пробормотал Шелли, повиснув на плече Байрона. — Она спит странным сном и никак не проснется… Он закрыл глаза, рыдая. — Она попала в западню… Сон, сон в человеческом обличьи!
Байрон отбросил его в сторону и ворвался в бильярдную. Плача, Шелли последовал за ним. Комната была пуста.
На зеленом сукне бильярдного стола лежал красный пояс от платья Клер. За окном вновь застучал дождь. Шелли отвернулся от окна, как будто свежие капли, барабанящие по стеклу, могли убаюкать его, наслав смертельный сон.
В этот момент они услышали еще один пронзительный крик. Совсем рядом.
— ОСТАНОВИТЕ ЕГО — прокричала я второй раз, когда они вернулись в комнату Байрона.
Шелли ожидал увидеть сквозь шелковые занавески спальни десятифутового урода, схватившего меня лапами и пытающегося утащить в темноту. Ему уже представилась картина, где я с перерезанным горлом испускаю последний крик.
Байрон видел действительность. Полидори стоял в дальнем углу, прижавшись к стене, в руках он держал склянку с темно-коричневой ядовитой субстанцией, которую он извлек несколько секунд назад из своей аптечки.
— Я не шучу! — пробормотал он, когда Байрон двинулся в его сторону, его дрожащие пальцы поднесли бутылку ко рту.
— Не подходи ближе, иначе я…