Айра Левин - Сын Розмари
И не только одинаковые заголовки являли собой образчик «склочного, вульгарного стиля», позволившего обеим газетам дотянуть до порога нового столетия, но и сами сенсационные факты на каждой из этих первых полос подавались в одинаковом порядке — двумя маленькими врезками наверху. Слова во врезках были разные, но мы же не верим в чудеса, верно?
Чудовищное преступление, дело рук безумца, свирепое нападение на несчастную женщину совершено с причудливой театральностью; а что за декорации?! Такое здание, такой отдел известной торговой фирмы! Просто мечта издателя бульварной газеты. Заголовок сам себя предлагал на серебряном блюде:
"КРОВАВЫЙ ПИР В «ТИФФАНИ».
Большой, черный, в три строки.
Передовицы и по содержанию не слишком отличались. В одной сообщали, что собаки, учуявшие залах неостывшей крови, — веймарские гончие обитателя апартаментов на одном из верхних этажей; другая утверждала, что это волкодавы владельца здания.
Но таблоиды сходились в том, что обнаженная жертва лежала на центральном прилавке бутика; руки были вытянуты вдоль туловища, как у пациента на операционном столе, — если верить одной передовице, или, согласно другой, как у жертвы, предназначенной варварскому богу.
Оба репортера упоминали семь столовых ножей и нож для колки льда. Один писал, что вокруг покойницы лежали и другие предметы кухонной утвари; другой их перечислил. Первый упомянул о незначительном ограблении — пропало несколько браслетов, часы, дешевая штамповка.
Обе статьи дополнялись одной и той же фотографией в блеклых газетных цветах. Снимок был сделан с помощью телеобъектива и передан по компьютерной сети. Он показывал жертву сбоку; там, где нужно, изображение было расплывчатым. Убитая лежала на стеклянном прилавке, заполненном дорогими блестящими товарами и испещренном потеками крови. Серебряные рукоятки ножей были обведены белым. Различались несколько ложек и вилок, а на заднем плане — ветки остролиста.
Согласно обеим газетам, к минуте их выпуска злополучная жертва оставалась неопознанной. Судя по внешности, ей лет двадцать и она уроженка Индии; длинный тонкий нож для колки льда вошел ей в красное, размером с десятицентовик, пятно на лбу.
Только когда помощники коронера закончили осмотр места происшествия и приготовились убрать труп, кто-то предположил, что убитая — индианка, та самая цыпочка Энди. Наверняка утверждать это невозможно, даже коридорные не возьмутся, ведь на людях она почти все время носила вуаль. Да и не так уж редки в Нью-Йорке индианки, особенно в гостинице с международной клиентурой. Но ведь Энди снимает здесь пентхаус, и у покойницы подходящий возраст, так что, может, кто-нибудь ему звякнет?
В полночь Розмари позвонила портье и спросила, не опознана ли еще убитая. Портье попросил ее не покидать номер, к ней поднимается Энди.
Чертовщина номер два. Или уже номер три?
Энди явился на взводе, на втором дыхании и в смятении. Да какое там смятение — он был в ярости, в бешенстве. Попадись ему только этот безумный убийца!
Он посвятил Розмари в то немногое, что удалось выяснить. Никаких сомнений, поработал кто-то из своих. Убийца — или убийцы — не только знали, как обезвредить охранную сигнализацию в магазине, им было известно, где расположен пульт управления шторами, они даже пронюхали (хотя это лишь предположение, возможно, им просто повезло), что в начале девятого, сразу после закрытия бутика, весь его персонал ушел готовиться к похоронам одного из сотрудников, умершего в этот день.
Утром начнется опрос персонала гостиницы и магазина, постояльцев, сотрудников расположенных в башне фирм, владельцев апартаментов и их гостей. Полиции предстоит опросить тысячи людей.
Розмари плакала, жалея Джуди — такую молодую, умную, решительную во всем, кроме своих отношений с Энди. А еще на душе кошки скребли — на пороге двухтысячного года, несмотря на Рождество, несмотря на Энди, несмотря на грядущее зажжение свечей в центре города, считающегося столицей цивилизованного мира, одинокая женщина все еще не может быть уверена в собственной безопасности.
Вполне понятно, что Энди в ярости — Джуди была ему не чужой.
К трем ночи Розмари наконец задремала, но перед этим успела подумать: что имела в виду Джуди, когда говорила: «Прочитаешь в апреле или мае»?.. Энди в гостиной по телефону описывал кому-то место преступления, употребляя словечки наподобие «запредельное безумие». И кипел при этом так, словно держит за горло настоящего убийцу. Господи, да если это способно ему помочь…
— Дело рук чертовой театральной гильдии!
В девять пришел Джо с газетами и коробкой пышек — побыть с Розмари, пока Энди с Уильямом и Полли не вернутся из муниципалитета, где у них назначена встреча с мэром, комиссаром полиции и представителями масс-медиа. Вести машину Энди попросил Мухаммеда, так что Джо был свободен.
Очевидно, Энди всю ночь «просидел на телефоне», говорил с главными попечителями «БД». Они опасались, что известия о Джуди — его Джуди, злополучной жертве преступления — на рассвете по всему миру разнесут желтые газеты и телепередачи (спасибо невероятной, безумной, запредельной театральности убийства) и средства массовой информации упомянут Энди и ядро «БД» в таком неприятном контексте, что за неделю, оставшуюся до Зажжения, многие от них отвернутся. В частности, мусульмане правого крыла. И аманиты. И тогда вместо запланированного полного трансцендентального единения получится нечто рваное и убогое.
Энди не сомневался, что убедит мэра и остальных до первого января не разглашать имени убитой. Им тоже нужно безупречное Зажжение, ведь в подготовку празднования Рождества вложено немало труда и денег. Уильям подыскал веский аргумент на тот случай, если кто-то заартачится, Полли, ветреная вдова сенатора штата и судьи по наследственным делам и опеке, запаслась компроматом на всех.
Потягивая черный кофе из чашки с гостиничной эмблемой, Розмари в тонком ирландском свитере из натуральной шерсти стояла и глядела на десять паршивых овечек, отделенных от своего стада. Поделом вам, вшивые ублюдки. Она составила из них слово «LOUSETRASM», а потом — «LOSTMAUSER». Проблема немецкого солдата[17].
— Почему семь ножей? — проговорила она.
— Спроси убийцу, когда его найдут. — Джо сидел на диване, на коленях — газета, на носу — модные узкие очки, рука — на подлокотнике дивана.
Розмари, держа чашку обеими руками и хмурясь, повернулась и медленно пошла в сторону прихожей.
Джо медленно следил поверх очков за ее приближением.
— Присядь.
Она остановилась, глянула на другую газету, что лежала на кофейном столике. Отрицательно покачала годовой:
