Роберт МакКаммон - Последний Поезд с Платформы “Погибель”
— Пригнись! — закричал ему Лоусон, но у молодого человека ушло еще несколько секунд, чтобы ощутить настоящий запах опасности, в которой он находился. Он в последний раз выстрелил в ночь и бросился на пол между двумя сидениями, когда два смертельных жужжащих куска свинца угодили как раз в то место, где он только что стоял.
Обстрел продолжался еще, может, секунд пятьдесят. Как только он закончился, все окна были разбиты, и с улицы в вагон проникал колючий холод. Стены пассажирского вагона были испещрены, как минимум, двадцатью отверстиями от пуль.
За выстрелами послышалось завывание ветра, швыряющего белые горсти снега в разбитые окна, а на полу потрескивало пламя. Лоусон подполз к огню, снял пальто и не дал пожару разгореться. Он подумал, что вскоре, замерзая, люди многое готовы будут отдать за тепло огня, но пока что он причинял больше неудобств, выкуривая их на улицу.
— Господи! Господи! — лепетал Ребинокс из своего спасительного угла на полу.
Лоусон содрогнулся от пьянящего аромата свежей крови. Кто-то получил пулю.
— Кто ранен? — строго спросил он.
— Мне лицо щепками порезало, — проскрипел Гантт. — Было чертовски близко…
— Я в порядке, — откликнулась Энн. — Только шляпу сбило.
— А девушка?
— В нее не попали.
— Кто-нибудь еще? Эрик?
— Я в порядке.
— Эстерли?
— Не задет, — ответил проповедник.
— Матиас? — продолжил искать Лоусон.
— Порядок… пока что.
— Господи… Боже… я ранен… — скрипучим голосом простонал Кенни Преско. — Левая ключица… похоже, сломана… черт!
— Насколько все плохо?
— Проклятье, больно!.. Кровь идет… но… — он чуть успокоился. — Но не похоже, что я умираю…
Внезапно в пассажирский вагон снова выстрелили. Затем снова и снова, но криков боли или паники не последовало. Лоусон присмотрелся к окну, из которого прилетали пули. Хотят, чтобы мы оставались на полу, подумал он. Особенно я и Энн. Он улучил момент, чтобы поменять патроны во втором кольте на серебряные.
— Алабама? — обратился Рустер из дальнего конца вагона. — Есть идеи?
— Пока что просто будем пытаться не дать себя застрелить.
— Ну, если ты такой же, как эти твари, — хмыкнул Матиас. — Тебе-то волноваться не о чем.
— Тем не менее, мне бы не хотелось сталкиваться с подобными неудобствами.
— Ты должен вытащить нас отсюда! — воскликнул Ребинокс. — Ты и я, мы же с тобой оба Дикси! Ты же не оставишь меня умирать?
Лоусон даже не знал, что на это отвечать, поэтому предпочел сохранить молчание.
— Здесь становится чертовски холодно, — заметил Гантт.
А затем… снаружи донесся голос, который поначалу показался лишь игрой шума ветра.
— Энни? — позвал кто-то. — Энни, подойди к окну!
Тревор услышал, как его спутница едва не задохнулась, он почувствовал, как часто забилось ее сердце.
— Энни, Ева здесь, со мной! Ева здесь!
— Вы знаете кого-то из этих монстров? — изумленно воскликнул Эстерли. Девушка промолчала.
— Ее отец и сестра, — пояснил Лоусон, потому что знал, что для Энн произносить это слишком тяжело. — Обоих похитили и обратили.
— Энни? Детка? Ну же, посмотри на нас!
— Ты знаешь, что они собираются сделать, — предупредил Тревор, опасаясь, что Энн может наделать глупостей.
— Пустят мне пулю в голову, как только я поднимусь. Скорее всего, они уже даже прицелились.
— Энн? Поговори ссссо мной, сссесссстра!
Этот голос был худшей из пыток. Он был одновременно жестким, требовательным, но жалостливым и беззащитным, и Лоусон понимал, что это может выбить Энн из колеи. Она уже несколько месяцев не видела отца и сестру, и теперь… такая малость отделяет ее от того, чтобы посмотреть, чем стала ее семья.
— Я люблю тебя, Энн! Я вссссе еще люблю тебя!
— Я засекла направление, — прошептала Энн так, чтобы ее услышал только Лоусон. — Их разделяет около восьми футов… а от окна примерно футов двадцать, может двадцать пять. Ближе к тому окну, что рядом со мной.
— Выходи к нам, Энни! Мы можем снова быть вместе!
— Тревор? — позвала Энн.
— Да?
— Я могу это сделать.
— Я знаю, — кивнул он. — Хочешь, чтобы я…
— Нет.
Он слышал, как она положила палец на курок, слышал тихий шорох ее пальто. Со своего места Тревор не мог разглядеть ее достаточно хорошо, но по ее голосу он понимал: девушка знает, что нужно делать. Он уже хотел предупредить ее, чтобы она была осторожна, но не стал, потому что знал — Энн Кингсли и так будет осторожна… и сейчас он не должен был мешать ей. С этим она должна была справиться сама.
— Мы ждем тебя, Энн, — позвала Ева. — Выходи, присссоединяйсссся к нам!
Жуткий голос разносился вместе с ветром. Энн прислушалась к нему внимательно, стараясь заглушить чувства, чтобы точно определить, где они находятся, по звуку.
Она подняла голову.
Сквозь падающий снег она увидела их фигуры, стоящие примерно в восьми футах друг от друга, но примерно в тридцати, а не в двадцати от вагона. В кружащем водовороте снега они казались призраками. Энн заметила, что ее бывшие отец и сестра одеты в лохмотья, словно пара несчастных попрошаек. Черты лиц разглядеть не удалось, но этого девушка и не хотела. Все, что она могла сказать на первый взгляд, что одна фигура была значительно выше другой, но оба вампира были отвратительно исхудавшими.
Энн приготовилась стрелять, за секунду решив, куда она собирается отправить серебряную пулю.
Ее палец был на спусковом курке. Существо, которое когда-то было Евой Кингсли, взвилось и начало ускользать, длинные темные волосы черным вихрем закрутились на ветру, но фигура Дэвида Кингсли шагнула вперед, обе руки потянулись к дочери.
— Моя Энни, — произнес он, и в голосе его звучала нескончаемая боль.
Она увидела красный блеск его глаз и даже разглядела печать насилия в виде пятен запекшейся крови на его светлой рубашке. Энн не могла больше смотреть в это лицо. Она слышала, как взвизгнул выстрел винтовки слева от нее. В ту же секунду она без промедления выстрелила из своего револьвера и пригнулась, а оконная рама рядом с ней встретила пулю.
Энн не нужно было убеждаться, что ее выстрел угодил точно в центр лба Дэвида Кингсли. Когда пуля второй винтовки угодила в то место, где секунду назад находилась голова Энн, девушка пригнулась сильнее, плотно зажмурившись.
Тревор поднял голову и увидел, как мужская фигура горит, обращается в пепел и распадается на части. Вскоре ее развеет прахом по лесу и скалам этого дикого края, от которого было так далеко до прежнего дома семьи Кингсли в Луизиане.
