Елена Гладышева - Проклятье на последнем вздохе или Underground
На своей свадьбе сияющая Нюрка в необыкновенном воздушном платье из розового кашемира походила на прелестный цветок. Она расточала вокруг себя флюиды счастья и дарила их всем окружающим.
Но, как известно, участь каждого сорванного цветка доцветать в лучшем случае в мусорном ведре.
Так и случилось. Дождаться семейного счастья не помогла ни эффектная внешность Нюрки, ни задорная молодость, ни её новая, красивая фамилия — Милёхина. Борис не ужился и с третьей женой.
Как ни старалась Нюрка угодить мужу, всё равно его что — нибудь раздражало. Неприятных впечатлений хватало всей семье. Всё чаще появлявшаяся злость на всегда серьёзном лице Бориса надолго стёрла Нюркину улыбку задорного бесёнка.
Потом Борис в открытую загулял с разбитной соседкой Вероникой, высланной из Москвы на сто первый километр за аморальное поведение. Но и та его вскоре выставила вон.
Александр, переживая за дочь и чувствуя себя неловко перед всё видевшими соседями, каждый раз пытался разобраться с беспутным зятем. Но Нюрка ему не позволяла. И Александр запивал с досады.
— Что ж за невезение — то такое? От одного гулёны женатого бог отвел, так на другого такого же нарвалась, — расстраивалась Наталья, замечая у дочери красные от слез глаза и периодически расцветавшие незаслуженные синяки.
Вскоре, к искренней радости Натальи, Борис уехал к себе на родину, куда — то далеко.
— Не плачь, он твоих слёз не стоит, — пробовала уговаривать Наталья свою, убитую горем, дочь. — Тебе нельзя реветь, рожать скоро. Не ровен час недоноска синепупого родишь! Не плачь, ты ведь не в чужих людях, а дома и мы с тобой!
Но Нюрка плакала и плакала. И девочка у нее родилась хилая и болезненная. Но Наталья выходила и ее.
Понемногу и Нюрка расцвела. Откуда только формы взялись? И глазищами стрелять научилась, и одевала её Наталья по — модному, но замуж Нюрка так больше и не вышла.
Борис приезжал к ней несколько раз. Анна его принимала.
Александр скрежетал зубами, но молчал.
Пожив немного с законной женой, по — аугкавшись с маленькой дочкой, потом поругавшись на ровном месте, Борис снова надолго исчезал. Алиментов на дочку почти не платил.
— Откуда же у него деньгам взяться? — вспоминал недобрым словом Александр нелюбимого зятя. — Жрать — потеть, работать — мёрзнуть! И как, Анна, ты исхитрилась такого сыскать? Не горюй, к следующему празднику заявится твой «подарок».
— Сплюнь! — крестилась Наталья.
А неродной дед Александр души не чаял в подрастающей внучке. Приносил ей каждый день разные сладости: то зефир, то ириски. Карамельки не брал, чтобы не испортить ребёнку зубы. Сделал ей санки, каких ни у кого не было, и свободными вечерами по — долгу катал на них внучку по всему посёлку, а в выходной день, прочистив от снега дорожку к дому, играл с малышкой во дворе.
— Бабушка, — широко раскрыла входную дверь Рита, напустив в дом не мало холодного воздуха. — Дай морковку!
— Зачем? Скоро обедать будем, — сразу не сообразила, вечно занятая делами, Наталья.
— Как зачем? — Рита вытаращила на бестолковую бабушку свои и без того огромные глазищи. — Нос снежной бабе сделать! Вон мы с дедушкой во дворе слепили. Не видишь что ли?
Наталья глянула в окно кухни.
Александр, старательно пристраивая к снеговику метёлку, случайно сшиб с его головы дырявое ведро, которое Наталья забыла выбросить. По его, недовольно скривившимся губам, Наталья поняла, что муж сейчас помянул всех чертей в округе.
— Тебе какую морковку дать большую или маленькую?
— Не знаю!
— Саш, Саша, — окликнула Наталья мужа через раскрытую форточку, пытаясь выяснить у него насчёт морковки. Но тот не расслышал или не захотел слушать.
— Ну, иди, сама спроси у дедушки, — Наталья выслала внучку к деду на переговоры.
— Саш, Саша, — крикнула, выскочившая из дома Рита. — Какую морковку надо большую или маленькую?
Неси большую, что б с бабкин нос была! — услышала Наталья голос мужа со двора через, так и оставшуюся открытой, дверь.
Наталья выбрала из таза большую морковку и молча вынесла её довольной внучке.
А когда Александр приходил домой слишком пьяным и устремлял на жену недовольный взгляд, Наталья хитренько отправляла маленькую Риту с книжкой со сказками к пьяному деду. Александр доставал свои сильные, похожие на линзы очки и, забыв про свои обычные придирки к жене, читал внучке сказки. Правда, засыпал быстро.
— Всё, уложила, спит дед! — довольная Рита деловито возвращала бабушке дедовы очки.
Любимым развлечением маленькой Риты было кататься у деда на закорках. А когда она подросла, то начала мучить его разными научными вопросами: — Дед. А почему летом мух много, а зимой их нет?
— Ну, потому, — Александр вопросительно глядел на жену, утупившуюся в свои кастрюльки. — Наверно зимой они улетают в жаркие страны.
— Деда, а жаркие страны далеко?
— Далеко.
— А как же мухи не заблуждаются и обратно возвращаются? — недоумевала Рита. — Я вот пошла за котёночком, когда ты на минуточку в пивнушку зашёл и заблудилась!
— Ну, ты же маленькая, — под испепеляющим взглядом жены, Александр с трудом подбирал нужные слова.
— А мухи — то ещё меньше, чем я!
— Зато умнее деда! — не выдерживала Наталья.
Александр словно чувствовал, что других внуков ему не дождаться и просто купал в своей любви маленькую Маргаритку. Баловал её и избаловал. Болезненная, с детства окруженная всеобщим вниманием и заботой, она научилась в жизни больше брать, чем отдавать.
34
Мелькавшее среди деревьев солнце слепило глаза. Колючие ветки больно хлестали по лицу. Форменная фуражка на голове вскоре стала мокрой и из — под неё на лоб струился пот. Кирзовые сапоги вовсе не помогали уставшим от долгого бега ногам.
Пограничный пёс Мухтар, взявший след нарушителя на вспаханной полосе, теперь рвался в самую чащу леса, ломился сквозь разросшийся кустарник, постоянно цеплявший за гимнастёрку, царапающий руки. Пёс тащил за собой еле сдерживавшего его Рашида.
Григорий уже с трудом поспевал за ними.
— А может и правда это медведь был? — вспомнил он отчётливые, косолапые медвежьи следы, отпечатавшиеся на вспаханной земле.
Пес закрутился возле высоких кустов.
— Смотри! — Рашид указал рукой на кусты, наконец, добежавшему Григорию.
В высокой, сырой траве ничком лежал здоровенный мужик в тёмном комбинезоне. К его раскинутым в стороны рукам и ногам были привязаны медвежьи лапы. Из спины торчал, вонзенный по самую рукоятку, нож.
