Голова, полная призраков - Тремблей Пол Дж.
Кен улыбнулся, закрыл свой блокнот и, махнув мне рукой на прощание, вышел из комнаты, а затем и из дома. Пробившийся через открытую входную дверь свет залил холл.
Отец Уондерли заявил:
– Ты на редкость храбрая, замечательная девочка, Мерри. Думаю, ты задаешь жару всем мальчишкам на детской площадке.
– Да нет, никому ничего я не задаю.
Мама предложила:
– Почему бы тебе не попинать мяч во дворе? Я скоро к тебе присоединюсь, хорошо?
В ожидании мамы, на улице, я изо всех сил била мячом по воротам. Я не думала о том, что будет сегодня происходить, в том числе в присутствии нового врача, в комнате Марджори. Мои мысли были целиком сконцентрированы на последнем замечании отца Уондерли. Я себе представляла, как раздаю мальчикам, да и всем ребятам на детской площадке маленькие черные пакетики, и как они открывают их, а там – леденцы с неожиданно жгучим вкусом, которые так и пышат жаром.
Глава 19
Доктор Навидсон прибыл к нам домой вскоре после ужина.
Когда во входную дверь позвонили, мама была наверху, в исповедальне, с бокалом вина. Папа на кухне на камеру рассказывал о том, что он думает и как себя ощущает в ожидании доктора Навидсона. Я старалась делать домашку по математике в гостиной, но по большей части прислушивалась к папиному интервью. Кен и отец Уондерли также были в гостиной. Они оба были в поисках потерянного: Кен – черной записной книжки, отец Уондерли – книги в красном кожаном переплете.
Я побежала ко входной двери, несмотря на папин окрик из кухни, чтобы я подождала его. Никого не дожидаясь, я распахнула дверь и громко выпалила:
– Добрый вечер, доктор Навидсон.
Он ответил на мое приветствие и, осторожно обойдя меня, чтобы ненароком не задеть, прошел в дом. Тут ко мне подбежал сзади папа и практически оттолкнул меня в сторону, к лестнице.
Доктор Навидсон был ростом ниже всех присутствовавших мужчин. У него были светло-каштановые волосы и густая курчавая борода, которую он, очевидно, растил не один год. Я никогда не видела лисов вживую, но мне показалось, что фактура его бороды и волос как раз как у лиса. Он был моложе, чем я ожидала. Его тревожные глаза скрывались за очками в тонкой серебристой оправе. На докторе были черный свитер, джинсы и черные ботинки на толстой резиновой подошве. При нем был ноутбук – тонкий, как моя книжка Ричарда Скарри.
Взрослые не тратили время на хождения и болтовню, как обычно бывает, когда в доме появляется новый человек. Доктор Навидсон обменялся вежливыми рукопожатиями с моими родителями и отказался от предложения мамы выпить стакан воды. Папа повел его в гостиную. Доктор и священник поприветствовали друг друга по имени и коротко обнялись.
Папа был возбужден и беспокойно вышагивал по гостиной, то и дело проводя рукой по волосам.
– Я полагаю, что у доктора Навидсона и без нас много дел. Предлагаю как можно скорее отправиться наверх.
Отец Уондерли остановил папу, положив ему руку на плечо.
– Конечно, Джон. Я понимаю, что ты волнуешься, как и все мы.
Он настоял, чтобы мы взялись за руки и помолились, прежде чем направиться в комнату Марджори.
Я встала рядом с мамой, которая положила руки мне на плечи. Жестом я попросила ее наклониться ко мне и прошептала ей на ухо.
– Я не умею молиться.
Она ответила мне так же шепотом. Она дышала мне в лицо, так что мне пришлось прикрыть нос.
– Все нормально. Просто склони голову и думай о хорошем, чтобы помочь Марджори. Если хочешь – попроси Бога о помощи.
Все трое мужчин взялись за руки. Папа протянул руку мне или маме. Мама протянула ему руку. Свободной рукой она взяла меня за руку. Отец Уондерли произнес молитву, прося милости и силы у Бога перед угрозой нашего возможного столкновения со злом. Глаза доктора Навидсона были так плотно сжаты, будто бы он боялся открыть их. Отец Уондерли произнес:
– Господи, услышь нашу мольбу. – Ему ответили эхом папа и доктор Навидсон. Священник начал новую молитву со словами «Отче наш, сущий на небесах» [44]. Все вторили его словам, даже мама. Я просто двигала ртом вверх и вниз, изображая, что я тоже знаю текст молитвы.
После молитвы отец Уондерли подошел ко мне.
– Не бойся, Мерри. Верующим в нашего Господа Иисуса Христа нечего бояться.
Мама присела и снова прошептала мне на ухо, заглушив слова отца Уондерли.
– Не волнуйся. Я буду там с тобой. Мы сможем уйти в любой момент, когда ты захочешь, договорились?
Барри сбежал вниз по лестнице и, хлопнув в ладоши, попросил дать им еще минуточку, чтобы они успели установить камеры и свет в коридоре и комнате Марджори. Никто ему не ответил. Папа снова начал наматывать круги. Мама допила вино и оставила бокал на кофейном столике.
Наконец, мы получили знак от Барри, что можно подниматься. Во главе колонны были мы, семейство Барретт: папа возглавлял процессию, сразу за ним следовали мама и я. За нами потянулись остальные: отец Уондерли, доктор Навидсон и оператор Тони. Дженн уже была наверху, у лестницы, и снимала наше шествие.
В коридоре на втором этаже было уютно и очень светло. Потолочные светильники были начисто протерты. Лампочки теплого желтого света были заменены на лампочки холодного освещения. Два спота, стоявшие в исповедальне/на террасе, были направлены в сторону коридора и освещали пространство во всю свою мощь. Они почти обжигали кожу.
Дверь Марджори была заперта. Двери же в затемненные ванную и спальни были распахнуты настежь. Дверные проемы зияли как черные пасти.
Маму и меня оттеснили в сторону мужчины, пытавшиеся занять как можно более выгодную позицию перед дверью. Наконец, папа мягко постучался и позвал:
– Солнышко? Мы здесь. Как договаривались, мы пришли с доктором Навидсоном и отцом Уондерли. Они хотят пообщаться с тобой.
Марджори не отзывалась. Папа повернул ручку и медленно приоткрыл дверь:
– У них есть несколько вопросов к тебе.
Первым в спальню прошел папа, за ним последовали и другие мужчины. Шаркая ногами, я последней вошла в комнату вслед за мамой. Дженн стояла в дверях, полностью перекрывая мне обещанный мамой путь к отступлению. Сначала я ощутила, что меня обманули, и я оказалась в западне. Однако, после определенных раздумий, я приняла решение: если что – прорвусь наружу в просвет между ног Дженн. Всегда важно иметь запасной план, на всякий случай.
В спальне горел только светильник на письменном столе Марджори. Комната выглядела аккуратной и прибранной. Постеры сняли. На верхней полке шкафчика было шаром покати. Закрытый ноутбук Марджори лежал на столе в гордом одиночестве. Игрушки и безделушки пропали. Дыры в стене от ударов Марджори были замазаны, но не закрашены.
Отец Уондерли заговорил первым:
– Привет, Марджори. Это доктор Навидсон. – Врач и священник сели по обе стороны кровати Марджори на тоненькие, скелетообразные деревянные стулья, которые я видела впервые. Встроенные в две камеры лампы были сфокусированы на Марджори. Мужчины остались скрытыми во тьме. Марджори сидела спиной к окну, ее ноги спрятаны под одеялами. В ушах у нее были наушники, и до меня доносилось смутное эхо дребезжащей музыки, отдававшейся в ее ушных раковинах. Из верхней одежды на Марджори был только спортивный топ. На коже поверх ключиц виднелись россыпи прыщиков.
Доктор Навидсон сказал:
– Добрый вечер, Марджори. Рад знакомству. Наслышан о тебе.
Марджори никак не отреагировала на его приветствие.
Тут встрял папа:
– Подождите, подождите. Барри, может быть ей лучше накинуть на себя рубашку?
Барри находился в задней части комнаты, у стенного шкафа, за пределами обзора камеры. На вопрос папы он ответил, отрицательно покачав головой, и рукой показал, что съемка продолжается.
Папа развел руками.
– Я хотел бы прикрыть ее. Ведь ей всего четырнадцать лет.
Мама спросила:
– Марджори, не хочешь накинуть рубашку? Тебе комфортно, что тебя снимают в таком виде?