Беспредел (сборник) - Коллектив авторов

– Если после этого ты не сдохнешь, я со смеху умру, – с улыбкой в голосе сказал Болт, щелкая зажигалкой, и поднес огонек к тряпке.

– Слышь… – подал голос Шмат.

– За углом поссышь, – хохотнул Болт в ответ. – Ной поменьше, а то заебал.

Марина живо представила лицо Шматова, глупо моргающего после очередной словесной оплеухи от своего начальника. Если б могла, она сказала бы ему, что стоило бежать от Болдина еще в тот день, когда она застала их с той второклашкой за гаражами, возле школы. Когда Болт нацепил пакет девочке на голову и пытался прожечь целлофан сигаретой, вжав ребенка коленом в стенку гаража. Когда Марина, повинуясь секундному порыву, крикнула «эй!», и Болдин отскочил от плачущей жертвы. Еще в тот день и Шмату, и Куму следовало не гнаться за Мариной по команде «фас!», а притвориться, что они не знают Болдина, не видят Болдина, не слышат Болдина. Она сказала бы обоим, что эта дружба приведет их сюда и заставит смотреть, как их вожак сжигает человека, и участвовать в этом. И сказала бы себе, что нужно было найти ту девочку на следующий день и отвести ее к директрисе и в полицию. Потому что трусливое молчание приведет ее сюда и заставит смотреть…

Тело занялось удивительно быстро. Пламя оглаживало изрезанную кожу, надувало волдыри, плавило вылезшие кости, превращало волосы в пепел. Болт, отступив к дружкам, подальше от жара, с восторгом наблюдал за всем этим. Огненная пляска ввела его в благоговейный транс.

Внутренности Марины выкрутило, словно их яростно грызли.

Она поползла из укрытия, роняя слезы в пыль. Сейчас Болт и его свита уже не существовали. Была только Ольга. Ольга и боль в животе.

Окривевшая, деревянная, Марина выбралась наружу, стягивая с себя мокрую куртку. Боясь, что ее вот-вот остановят, она почти упала на сгорающее тело, укрывая его. Сощурилась от вонючего дыма, задыхаясь в нем.

– Я же сказал, Климова. Не суйся сюда, если не хочешь продолжить.

Ничуть не расстроенный ее вмешательством, Болдин выплыл из дыма и присел рядом на корточки. Так, что обугленное тело оказалось между ними.

– Или ты хочешь?

Марина убрала руки с неподвижного тела. Зашарила пальцами по полу. Что-то холодное и знакомое на ощупь впилось в ладонь острыми краями.

Болдин ухмыльнулся, а в следующую секунду его голова с коротким стуком мотнулась в сторону.

Изумленно хлопая ресницами, Болт медленно повернулся к Марине. Челюсть съехала вбок и вниз, придавая лицу комичное выражение.

Кусок кирпича выпал из ее пальцев. Откинув куртку с живота Ольги, Марина, не думая, погрузила руки в разъеденную огнем рану и зачерпнула полные пригоршни горячей шевелящейся массы.

Никто не помог Стасу Болдину, когда она с остервенением размазывала червей по его лицу. Снова и снова, горсть за горстью, втирая липкую дымящуюся кашу в глаза, в ноздри, в приоткрытый и перекошенный набок рот. Руслан-Кум и Паша-Шмат замерли, очевидно попросту не зная, что делать – главарь уже был не в состоянии раздавать команды.

– Что это, Болдин?! Мамочка обед положила?! Еще хочешь?! Продолжить хочешь, а?! – ревела Марина в покрытое червями лицо, скармливая ему очередную порцию. И одновременно скармливая его им.

Личинки сыпались на пол, извивались в комковатой массе. А Марина била, втирала и орала, пока Шматов не очнулся и не дернул ее за локоть. Она, брыкаясь, проехалась по бетону на заднице и вцепилась зубами в его руку. Вскрикнув, Шмат отпустил.

Болт распахнул пустые глаза, сморгнув желтоватый фарш. Уцелевшие черви безмятежно ползали по окаменевшему лицу, соскальзывали вниз, к сородичам, напоминавшим живой ковер.

– Эй! – тихо окликнул его Кум, приблизившись. – Стас! Ты живой?

Болт дернул мышцами лица, не оборачиваясь на голос. Потом сонно поднял руку и ударил себя прямо в перекосившуюся челюсть, будто пытаясь вправить. Со второго раза ему это удалось.

Болт тяжело поднялся, пошатнулся, словно еще не научился ходить, и Марина похолодела. Показалось, что ослепшие глаза смотрят прямо на нее.

А потом Болдин улыбнулся. Наклонившись, подобрал покрытой личинками рукой кусок арматуры с пола. Его рот разъезжался все шире и шире, пока он разворачивался к Куму. Тот отшатнулся.

– Стас, кончай придуриваться, – дрогнувшим голосом сказал Кум, выставив вперед руку в примирительном жесте.

– А сейчас, фраера, цирковые номера! – восторженно взвизгнул Болдин и махнул арматурой.

Кум заорал так, что Марина зажала уши. Рука Абакумова мотнулась, разбрызгивая кровь из расщепленной между пальцами, превратившейся в подобие клешни ладони. Кум, не прекращая вопить, обхватил запястье и рухнул на колени. Истерически хохоча, Болдин ухватился за железку обеими руками и обрушил ее на голову друга, оставив глубокую борозду на черепе. Крик оборвался. Кум закатил глаза, словно пытаясь рассмотреть, что произошло с его лбом, и тут же получил еще одну вмятину рядом с первой. Череп треснул, заливая лицо красными ручьями. С третьим ударом выпучился правый глаз, что выглядело даже иронично – словно бы некая часть Абакумова очень удивилась такому повороту, а другая всегда знала, что так все и закончится. Кум рухнул лицом в пол, и брызги крови оросили ползающих в пыли червей.

Только теперь Шмат побежал. Болт развернулся к нему и почти играючи швырнул вслед окровавленный кусок железа, целясь в ноги. Шматов растянулся на полу, упав почти плашмя, и взвыл от боли и ужаса. Пополз к лестнице, но Болдин не дал ему уйти. Сейчас Болт двигался быстро и легко, без каких-либо видимых усилий, будто играя. Даже успел прихватить канистру, из которой поливал Ольгу несколько минут назад. Брызги крови, смешавшись со склизкой кашицей раздавленных червей, стекали по застывшей улыбке.

Болт перевернул скулящего Шматова на спину и уселся сверху.

– Не надо, Стас, не надо! – умолял тот, задрав руки в попытке то ли прикрыться, то ли спрятаться от обезумевшего приятеля.

Болт вцепился Шмату в лицо, вдавил липкие от крови пальцы в щеки. Заставил раскрыть рот и поднял канистру. Бензин хлынул в глотку Шмату, сжигая слизистую. Забрызгал лицо, разъедая глаза. Шмат забулькал, захныкал, затем сорвался в истошный кашель, будто пытался отрыгнуть собственный желудок. Рвал руку Болдина от лица, пытался дотянуться до его глаз, сучил ногами по полу… Через минуту затих. Болт издал облегченный вздох и отбросил пустую канистру. Запрокинул голову, уставившись в потолок.

Марина метнулась к Ольге, вжалась в куртку, закрыла глаза. Она ждала приближающихся шагов. Ждала цепких рук, ждала личинок, которые посыплются на нее сверху с сумасшедшего улыбающегося лица.

И Марина услышала шаги. Неторопливые, спокойные, гулкие. Они отдалялись – Болт шел к лестнице. Потом остановился. Наступившая тишина зазвенела у Марины в ушах.

Раздался легкий шаркающий звук, секундная пауза – и глухой тяжелый удар внизу.

Марина открыла дрожащие веки и огляделась.

Личинки купались в крови, прокладывая в луже дорожку к Куму, к его уставившемуся в пол выпученному глазу. Шматов не двигался, залитый бензином.

Марина снова осторожно положила голову на накрытую курткой грудь Ольги… того, что было Ольгой. Под тканью что-то еле слышно стукнуло. Два тихих парных стука. И через секунду – снова. Следом донесся нежный, едва слышный шепот:

– Не корми… червей…

Закрыв глаза, Марина мысленно повторяла эти слова снова и снова, слушая затухающий стук.

Вадим Громов

Катька

Звук поезда Жека услышал издалека, а чуть погодя над темнотой тянущегося вдоль одноколейки бора проступила неяркая кайма света. Электричка или товарный – особой разницы нет. Если все сделать по уму, то с лихвой хватит и одного вагона.

– Ползет, – выдохнул Жека. – Шанхай, слышь?

Бывший борец сощурил и без того узкие глаза. Коротко поиграл широченными плечами под старой кожанкой, словно готовясь к броску. Переживаний на мясистом и невзрачном лице подельника Жека увидел не больше, чем на бампере или лобовом стекле черной «восьмерки» Шанхая, доставившей их сюда. С другой стороны, если из двух десятков жмуров, настойчиво вешаемых пересудами братвы на Шанхая, правдой была хотя бы четверть, то какой смысл переживать? Плюс один грех, минус один грех – с таким грузом на той стороне встречать будут точно не те, кого малюют на иконах…