Яков Шехтер - «Треба знаты, як гуляты». Еврейская мистика
— Этот дождь надолго, — ответила хозяйка. — Думаю, до середины ночи. Да еще день ждать придется, пока дорога подсохнет. В общем, располагайтесь поудобнее. Обедаем мы через три часа, под вечер, но если вы проголодались, я попрошу внучку подать вам что-нибудь на перекус.
В комнату реб Велвл и Кейлу проводил далеко не молодой мужчина.
— Сколько же ей лет, — удивилась Кейла, — если внуку на вид уже за пятьдесят?
Пока Кейла приводила себя в порядок после утомительной поездки, реб Велвл вышел покурить.
Он стоял на балюстраде, с удовольствием затягиваясь ароматной самокруткой. Зеркальные полосы воды, раскачиваясь от порывов холодного ветра, свисали с козырька балюстрады. Крепко и остро пахло мокрой хвоей. Внизу сквозь сетку дождя синели густо поросшие лесом вершины гор.
Вдруг волна воздуха мягко придавила уши, а спустя мгновение раздался страшный удар грома. Грохнуло рядом, за косматыми облаками, быстро несущимися над самым коньком крыши. Затем раздался сухой шелест, будто на огромную сковородку бросили пласт сливочного масла, и оно, шипя и плавясь, покатилось по раскаленному чугуну. Разорвав серую пелену, из тучи над соседней вершиной вылетела молния и вонзилась в огромную сосну. Сосна вспыхнула, будто сухая спичка, но дождь сразу сбил пламя. Несколько минут над расщепленной вершиной дерева курился дым, а потом и он исчез. Реб Велвл замерз и вернулся в дом.
В зале крутилось довольно много народу. Сначала реб Велвл решил, будто все они — постояльцы, застигнутые дождем, вроде него с Кейлой. Но приглядевшись и прислушавшись, он сообразил, что это одна семья — потомки хозяйки постоялого двора.
Перед обедом его пригласили на Минху[12]. В отдельной комнате, судя по убранству, предназначавшейся только для молитв, собрался миньян[13], а за перегородкой присутствовало несколько женщин. Реб Велвл подпоясался гартлом[14] и принялся за молитву с присущим ему жаром и воодушевлением.
Дождь не прекращался ни на минуту. По запотевшим изнутри оконным стеклам непрерывно сбегали струйки воды. Когда, отобедав, реб Велвл вышел покурить на балюстраду, зеркально поблескивающие полосы по-прежнему свисали с козырька.
— Бабушка хочет с вами поговорить, — на лице мужчины, отводившего их в комнату три часа назад, было написано почтение.
«Интересно, — подумал реб Велвл, — к кому оно относится это почтение: ко мне с Кейлой, или к его бабушке?»
Хозяйка сидела за конторкой в своем кабинете, при виде гостей она улыбнулась все той же приветливой улыбкой.
— Во время молитвы я увидела на вас гартл, — сказала она, обращаясь к реб Велвлу, — и поняла, что вы хасид. Много лет назад мне довелось встретиться с Бааль-Шем-Товом, и я хочу рассказать вам об этой встрече.
— С Бааль-Шем-Товом, — не выдержала Кейла. — Но ведь это…
— Да, — мягко остановила ее хозяйка. — Это действительно было очень давно. Но пусть это вас не смущает, я тоже очень, очень стара, — сказала она с легким вздохом. — Странная штука жизнь. И горькая, и сладкая, и больно бывает так, что из последних сил терпишь, а оглядываешься назад — снова бы все начала.
Ну, так вот, я рано вышла замуж, через год родила мальчика, а через два мой муж исчез. Поехал с отцом на ярмарку и пропал. Сейчас я понимаю, мало ли что могло случиться с семнадцатилетним мальчишкой. Но тогда он казался мне взрослым мужчиной, крепким, уверенным в себе. Я очень его любила, и он меня просто обожал. В семнадцать лет все кажется преувеличенным. Годы — словно обратное увеличительное стекло, чем старше становишься, тем все представляется более мелким.
Где только я мужа ни искала, куда ни обращалась — да все напрасно, точно в воду канул. Пока не посоветовали мне к Бааль-Шем-Тову обратиться. Это было совсем не просто, жили мы далеко, а он все время разъезжал с учениками. Но мне повезло, нашла я ребе. Рассказала свою историю, попросила о помощи, заплакала, конечно. Я тогда все время плакала.
Уронил Бааль-Шем-Тов голову в ладони, посидел минут десять, а потом поднял голову и сказал мне грустным-грустным тоном:
— Увы, дочь моя, я ничем не могу тебе помочь. Твой муж погиб, а свидетелей его смерти уже нет в живых. Придется тебе всю жизнь оставаться «соломенной вдовой».
Я зарыдала в полный голос. Мне ведь тогда шестнадцать исполнилось, жизнь только начиналась, а тут такой приговор.
Помолчал Бааль-Шем-Тов, дал мне вволю поплакать, а когда я успокоилась, сказал так:
— Если ты пообещаешь до конца дней хранить верность пропавшему мужу, я тебе обещаю, что ты станешь богатой, и твои потомки до пятого поколения будут жить с тобой до самой смерти.
— Я уже потеряла счет годам, — сказала хозяйка, завершая рассказ. — Все вокруг словно потускнело, и люди точно охладели. Нет ни той яркой веры, с которой мы относились к праведникам, ни радости, с которой ждали праздников. И горе тоже стало мелким и ненастоящим.
Я живу в этой гостинице долгие годы, ни в чем не испытывая нужды. Детей я пережила, вместе со мной живут внуки, правнуки и дети праправнуков. То, что ребе пообещал, исполнилось в точности. И я, — хозяйка снова вздохнула, — я тоже исполнила то, что пообещала ребе.
— Ну, что ты теперь скажешь? — спросил реб Велвл у Кейлы, когда они вернулись в свою комнату.
— А что, что, по-твоему, я должна сказать? — огрызнулась Кейла, но в ее голосе уже не было ни прежней уверенности, ни прежнего запала.
Помнить и не забывать
Записано со слов раввина Авраама Рубина, Реховот.
Забывчивость — благодатное свойство человеческой памяти. И хоть мы часто ругаем самих себя за эту забывчивость, но если бы не она, жить было бы куда как тяжелей, а зачастую просто невозможно. Каждый человек иногда попадает в тяжелые ситуации, помнить о которых тягостно. Даже простое оскорбление, нанесенное пьяным хулиганом на улице, обязано осесть в глубину памяти и раствориться в небытии, иначе жизнь станет невыносимой.
Особенно тяжело было бы постоянно скорбеть о мертвых. Уходят из жизни самые близкие нам люди: родители, друзья, жены, не про нас будет сказано, дети. В первые часы, дни, недели горечь кажется непереносимой. Жить невозможно, немыслимо. Но проходит время и острота боли стирается.
Пребывание в горести делает жизнь невыносимой, поэтому Всевышний и наделил нас даром забывания. Есть разница между понятиями «помнить» и «не забывать». Помнить — значит постоянно держать что-то перед мысленным взором. Не забывать — иногда возвращаться к этой мысли или понятию.
Про внука Бааль-Шем-Това, ребе Аарона из Тетиева, рассказывают следующую историю. В юности жил он в посаде Константинов, все время свое и силы отдавая постижению премудрости Торы. Отличался реб Аарон величайшей скромностью и с таким усердием скрывал свои познания, что евреи быстро забыли, чей внук молится с ними в синагоге. Тем временем семья реб Аарона жила в глубокой нищете. Как-то в субботу реб Аарон не выдержал и вскричал после окончания молитвы:
