Птичье гнездо - Джексон Ширли
– Я не буду с тобой говорить, – повторила Бетси.
И что бы я ни спрашивал, в ответ неизменно получал эти слова, пока она вовсе не замолчала.
По поведению Бетси я понял: она знает, что проиграла. Воодушевленный укрощением нашей злодейки, я перестал задавать ей вопросы и уже хотел развеять свои гипнотические чары, но это оказалось так же трудно, как ввести в транс Бет. Раз за разом Бетси устремляла на меня полный ненависти взгляд, и я начал подозревать, что обстановка внутри мисс Р., если можно так выразиться, накалилась. Вместо того, чтобы сменять друг друга под воздействием гипноза, разные личности, в достаточной мере осознав себя, не желали исчезать по команде, и каждая изо всех сил старалась задержаться в реальном мире в надежде когда-нибудь стать главной. Логично было бы предположить, что залог силы личности – в сознательном существовании, и чем дольше ей удается подавлять остальных, не допуская их до столь желанного сознательного состояния, тем она сильнее. Я уже понял, что в случае мисс Р. сила однозначно заключалась в знании и доминировала та личность, которой в большей степени открыт разум мисс Р. Элизабет пропустила немалую часть своей сознательной жизни и понятия не имела о том, что происходило в ее отсутствие. Не сильно преуспела по этой части и моя бедная Бет. А вот Бетси, знавшая все об Элизабет и Бет, похоже, была главной, но как же мне не хотелось это признавать! Правда, туманные намеки Бетси на некую особу, чьи помыслы ей были неизвестны, вселяли в меня надежду на то, что мисс Р. вновь станет собой, хотя девушке, которую я видел в больнице, на мой взгляд, не помешало бы немного кротости Бет.
Я наконец избавился от Бетси и разбудил, как мне казалось, мою дорогую Бет. Открыв глаза, она огляделась, вздохнула и села в кресле.
– Опять? – спросила она будто у самой себя, но затем ее взгляд остановился на мне. Она долго смотрела на меня, после чего медленно проговорила: – Я, кажется, просила оставить меня в покое. Будете меня преследовать – я пожалуюсь тете.
Нетрудно представить, что подобное заявление возмутило меня до глубины души. Мне нестерпимо захотелось указать ей на дверь, но я только сказал:
– Меня зовут Виктор Райт, и вы, мисс, уже почти два года моя пациентка.
– Я? Вздор.
– Благодарю вас, – сквозь зубы процедил я. – Не такой уж и вздор. Вообще-то в нашем городе есть те, кто, спроси вы их мнение, назовут меня человеком ученым и весьма порядочным. Впрочем, пока, сударыня, больше вопросов вызывает ваша персона. Могу я узнать, кто вы такая?
Она метнула в меня неприязненный взгляд и с вызовом произнесла:
– Раз уж я ваша давняя пациентка, то вам должно быть известно мое имя. – И она противно хихикнула, напомнив мне тетю Морген.
– Ваше имя, – резко сказал я, – Элизабет Р., однако впредь – можете удивляться – я намерен называть вас Бесс.
– Бесс? – переспросила она, скорее уязвленная, чем удивленная. – Почему Бесс?
– Я так решил, – отрезал я, подражая Бетси.
Если бы она не напомнила мне тетю (которая теперь всегда будет напоминать мне о полете в Нью-Йорк), я бы воздержался от грубости. Следовало говорить с ней ласково и терпеливо, чтобы она ко мне привыкла, но даже человеку ученому порой трудно оставаться беспристрастным, рассудительным и невозмутимым, а эта девушка уже успела настроить меня против себя.
Будучи неглупой, она, видимо, сообразила, какую пользу я могу принести ей в будущем, потому как сменила тон на более вежливый.
– Простите, что нагрубила вам. С тех пор как умерла моя мать, я сама не своя – все время на взводе и могу наговорить лишнего, хотя вовсе так не думаю. Я была совершенно потрясена ее смертью.
Решив, что придумала достойное оправдание, она подалась ко мне с притворной улыбкой – мол, она не со зла.
Она казалась мне вульгарной и неестественной, несмотря на все ее попытки строить из себя тонкую натуру. Почему, недоумевал я, Элизабет и Бет разговаривают, как приличные, образованные девушки, а эта лепечет, как ребенок? Потом я понял: она невежественна, хотя и сообразительна от природы, и, чтобы получить гармоничную личность, ее необходимо соединить с Элизабет и Бет. Эта мысль придала мне уверенности, и я спокойно сказал:
– Разумеется, в том, что вы горевали после смерти матери, нет ничего удивительного, это вполне естественно. Однако теперь, когда прошло столько времени… – Она поднесла к глазам носовой платок. – В конце концов, – продолжил я, убедившись, что она слишком «потрясена» и не в силах говорить, – ваша тетя тоже была к ней привязана, и тем не менее она оправилась после потери.
– Тете Морген неведомы возвышенные чувства.
Я был о тете Морген очень похожего мнения, однако промолчал.
– К тому же тетя Морген старая, толстая и глупая, а я молодая, привлекательная и богатая. – Она снова притворно улыбнулась. – Жаль, конечно, что горе…
– Омрачает столь прекрасную картину? – иронично предположил я.
Она в очередной раз смерила меня недобрым взглядом.
– Мне часто говорят, что я очень похожа на мать в молодости, только цвет волос у меня лучше и щиколотки тоньше.
Она удовлетворенно оглядела свои щиколотки, и я не удержался:
– Тогда будем надеяться, эти царапины у вас на лице не оставят шрамов.
Она подняла на меня глаза – я никогда прежде не видел такого испуга – и сказала, все так же лживо улыбаясь:
– Не останется, спасибо за беспокойство. Я спрашивала у доктора Райана.
– А вы рассказали ему, откуда они взялись?
– Я упала, – быстро проговорила она, по-прежнему испуганная. – Не понимаю, что вы к ним привязались. Это невежливо, да и какая вообще разница.
– И Бетси тут ни при чем?
Она встала, дрожа от злости.
– Нет никакой Бетси, и вы это знаете. Вы просто опять хотите меня напугать – не выйдет! – Она перевела дыхание и заговорила спокойнее. – Я же сказала, я сама не своя после смерти матери. Иногда я… придумываю то, чего не самом деле нет. Я очень неуравновешенный человек.
– Я вижу. Сколько, вы говорите, прошло со смерти вашей матери?
Она снова поднесла к глазам платок.
– Три недели.
– Понимаю. Ужасное горе. Однако ваша тетя уже пришла в себя?
– По правде сказать, – она села обратно, испытав явное облегчение от того, что мы закрыли тему царапин на ее лице, – мы с тетей Морген не очень ладим. Я намерена от нее съехать.
Я не завидовал тете Морген и хотел поступить по-человечески, отправив домой Элизабет, а не эту девицу, однако слабо представлял, как предложить ей гипноз, поэтому просто сказал:
– Надеюсь, к нашей следующей встрече ваше беспокойство пройдет, мисс Бесс Р.
– Следующей встрече? – ошарашенно переспросила она. – Дорогой мой, вы правда думаете, что я приду сюда снова?
– Разве нет?
Она расхохоталась, а потом заговорила своим прежним надменным тоном:
– Столько людей так хорошо о вас отзываются – едва ли вам нужно уговаривать пациентов прийти на прием. Вы знаете, что я была у доктора Райана, меня лечит он, поэтому скажу вам прямо, раз и навсегда: я не хочу и не буду у вас лечиться. Ничего личного, я уже извинилась за грубость, но это вовсе не значит, что можно послать мне счет и я заплачу вам за нашу короткую беседу. Я, может, и богата, но чтобы меня обманывал каждый…
Не выдержав, я указал ей на дверь.
Я нехотя добавил в свои записи обозначение Р4 и надеялся, что оно станет последним. Каждая новая личность мисс Р. нравилась мне меньше предыдущей – кроме, само собой, Бет, которая, несмотря на слабость и беспомощность, все же располагала к себе. В ту ночь, лежа без сна (даже у тех, чья совесть чиста, наступает возраст, когда сон больше не спешит на помощь утомленному разуму, и пусть я еще не старый, но часто подолгу не могу уснуть), я снова и снова, будто пытаясь разгадать шараду, перебирал в уме четырех девушек: Элизабет – апатичная, глупая, бессловесная, но почему-то самая стойкая из четырех; Бет – добрая и чуткая; Бетси – дикая и своенравная; Бесс – вульгарная и мелочная. Я понимал, что никто из них не может претендовать на роль настоящей, полноценной (все они были неполноценны по определению!) мисс Р. и одновременно не может считаться самозванкой. Мисс Р. вобрала в себя черты всех личностей, хотя, признаться, при мысли, что глупость Элизабет, слабость Бет, злоба Бетси и высокомерие Бесс соединятся в одном человеке, мне захотелось спрятаться под одеялом!
