Анастасия Бароссо - Притяжение страха
— А кстати — где она? — поинтересовалась Юлия.
— Она в своей комнате, скоро выйдет. Ей только нужно немного отдохнуть…
— С ней что-то серьезное? — спросила Юлия уже другим тоном, пожалев, что вообще завела этот разговор.
— У нее проблемы с кровью… — расплывчато ответил Хуан.
Они замолчали, преувеличенно активно занявшись едой. Все, кстати, оказалось довольно вкусным. Мидии, пряные и жирные, отлично сочетались со свежим французским батоном. Ее любимые креветки вообще, слава богу, трудно испортить. И даже цыпленок внутри, под обуглившейся корочкой, был вполне сносен — особенно в сочетании с действительно классным португальским портвейном. Юлия с удовольствием пила третью узкую рюмку, стараясь не обращать внимания на то, что все остальные лишь пригубили по капельке белого вина.
Вообще, внутри этого дома было намного лучше, чем в агентстве.
Уют, живущий в каждом жилище, где обитает дружное любящее семейство, лишь немного нарушали несколько гнетущая атмосфера и странная, необъяснимая видимыми причинами таинственность. Первое обстоятельство объяснялось, конечно, болезнью Моники, а второе, скорее всего, было связано с местным колоритом, густо пропитавшим обстановку. Но все же основное влияние на диковинную ауру, витавшую здесь, оказывали картины молчаливой Хуаниты. Жуя креветку, Юлия с любопытством их разглядывала…
Это все были большие, тщательно выписанные акварели, в основном в темно-бордовых и фиолетовых тонах. Юлия, не особенно разбираясь в стилях, любила живопись. В этой, кажется, действительно присутствовала Божья искра, но… абсолютно не в ее вкусе. Многие просто пейзажные, а некоторые и с определенным сюжетом, все они напоминали те тягостные, депрессивные сны, которые каждый ребенок видит в какой-то период, в страхе просыпаясь по ночам. Глядя на эти изображения, она вдруг так остро вспомнила свои детские ужасы… что поскорее постаралась забыть их снова.
Особенно, ее поразила акварель в черно-фиолетовых тонах… там вроде бы было ночное море и полная луна… И чудовище — по-другому не скажешь, хоть оно и имело контуры человека — чудовище с кожей темнее самого мрака, с пылающими белым огнем глазами, стояло по пояс в воде. На руках у него был кто-то… или что-то, светящееся в лунных бликах. Вроде бы — ничего особенного, картинка и картинка. Только жуткое ощущение обреченности, красивой, но печальной тайны мироздания так вторгалось в душу, что хотелось закрыться, отвернуться, даже убежать от этого полотна. Но не было сил не смотреть в его сторону.
— Буэнос ночес…
Юлия вздрогнула. Оторвалась от картины, успевшей погрузить ее в плавный жутковатый транс.
— Добрый вечер…
Слабый голос Моники, вышедшей из-за закрытой темно-коричневой двери, соответствовал ее виду. Маленькая и какая-то вся ссутуленная, она выглядела изможденной старушкой, несмотря на приятную медь легких волос и ласковые голубые глаза за большими очками.
— Прошу прощения, мне немного нездоровится… Юлия поздоровалась. Хуан, вскочив, пододвинул ей стул. Хуанита стала класть ей в тарелку цыплячье мясо. Сеньор Мигель расплылся в нежной, встревоженной улыбке.
— Вы хорошо… провели… сегодняшний день? — тщательно подбирая русские слова, вежливо обратилась к Юлии Моника.
— Да, замечательно. Море такое теплое…
— А… вечер?
— О, просто отлично! — постаралась не усмехнуться она.
— Вам нужно вести себя… мм-м… осмотрительнее, — вдруг заявила Моника, ласково глядя на Юлию и не притрагиваясь к куче еды, что Хуанита навалила в ее тарелку.
— Э-э… в каком смысле? — не поняла Юлия.
Еще меньше она поняла, когда вдруг заметила, что сеньор Мигель обменялся с Моникой быстрыми взглядами.
— Знаете, мы сразу догадались — вы здесь одна… — решил объяснить Хуан.
— Да, — несколько напряженно согласилась Юлия, — и что?
— Одинокая девушка в чужой стране, да еще такая… — он чуть порозовел, что придало его коже не такой болезненный вид, — такая красивая…
— Спасибо, — благодушно улыбнулась Юлия, легко растаяв от этого непритязательного комплимента.
— И поэтому, мы немного… волнуемся за вас.
Господи, поволноваться им, что ли, больше не о чем? С каких это пор одинокие девушки в Европе подвергаются большей опасности, чем, например, не одинокие дедушки?
— Но я не одна, — чуть ли не скрипя зубами, поправила Юлия, — я с вами…
В комнате повисла тишина, нарушаемая только тихим потрескиванием свечей и громким чавканьем Чикко, которому тоже досталось, что-то вкусное. Хуан с сеньором Мигелем, не поднимая глаз, внимательно ковырялись каждый в своей тарелке. Хуанита витала где-то в высших мирах, вглядываясь исключительно внутрь себя — видимо, создавала в воображении очередную картину. За весь вечер она не произнесла ни слова, Юлия даже начала подозревать ее в аутизме. И только Моника, в своем кружевном воротничке, сидела перед полной тарелкой молча, смущая Юлию ласковым взглядом тускло-голубых уставших глаз. На ней была белая ажурная блузка с таким высоким и плотным кружевным воротником-стоечкой, что Юлия невольно опять поразилась этой очередной маленькой странности. На Хуаните, как и на мужчинах, одежда была не менее удивительная. То есть ничего особенно удивительного в ней не было. Если не считать того, что на всех были напялены дурацкие старомодные рубашки, застегнутые на все пуговицы, с длинными рукавами и плотным воротом — это в такую-то жару! Подобным образом, в американских ужастиках, изображают семейство каких-нибудь мормонов, сектантов или тайных маньяков… Несмотря на нелепость этого сравнения, Юлии стало не по себе.
— О, кстати! Не могли бы вы перевести мне кое-что?
Юлия по-настоящему обрадовалась, вспомнив о короткой записке Антонио. Как минимум, это был хороший предлог сломать неудобную паузу и оживить беседу. Не говоря уже о том, что все-таки было любопытно узнать значение этого автографа. Порывшись в сумке, она протянула клочок мятой бумаги Хуану — как наилучшему переводчику.
Удивительное дело. Пока Хуан читал три коротких слова, его лицо успело несколько раз измениться в цвете. Сначала из желто-серого оно сделалось пунцовым, а потом из пунцового — землисто-пепельным.
Моника и Мигель, тоже по очереди, заглянувшие в бумажку, выглядели не лучше.
— Здесь написано…
Голос Хуана дрогнул. И Юлия прокляла тот день, когда впервые вошла в двери этой «Трамонтаны». Ну, подозревала же, догадывалась, что в записке намарана какая-то похабщина… Боже. Как неудобно.
— …Э-э, написано…
— Да ладно, не важно, — быстро сказала Юлия, протягивая руку, чтобы забрать клочок из руки Хуана, — это не обязательно переводить, и вообще…
