Сергей Арно - Квадрат для покойников
А дальше самые тяжкие времена для знахарей настали. Не били их больше, не стреляли, а изолировали и лечили до выздоровления, и часто излечивали… Так что стало хиреть и забываться знахарство на Руси. А "посвященные", хоть и мало их осталось, пока знахарей в психиатрических лечебницах вылечивали, дело свое знали, и общий уровень смертности повышали старательно.
Рассказал Казимир Платоныч также, что передал ему тайну эту сосед по квартире, в этой самой комнате, наподобие гроба, проживавший. Научил и покойников отличать, и давить им куда показал. Поведал Эсстерлис, что терпит от этого знания множество невзгод и лишений, бросить бы рад, да не может, на всю это жизнь с ним теперь безотвязно.
Казимир Платоныч закончил свой рассказ и сел рядом со мной на диван, положив палку на колени.
– И что, многих оживлять удается? – спросил я.
– Не каждый раз, конечно. Бывает покойник застарелый или по ошибке. Таких отработанных обратно в морг. А вообще бывает когда как.
В дверь постучали.
– Кто там? – спросил я, вставая.
– Открывай, открывай, половой гигант.
– Это ты, Леночка?! – обрадовался я, открыв дверь. На пороге стояла она в своей супер-мини-юбчонке… Увидев ее, я тут же пожалел, что пустил Эсстерлиса и слушаю всякую белиберду про покойников, когда такая женщина сама приходит…
– У меня тут Казимир Платоныч, но ты проходи, он не надолго…
– У тебя, гигант, материальная импотенция, а мне наоборот нужно, – она не заходя заглянула через порог в комнату. – Все, Казимир Платоныч, отработала. И учтите, это в последний раз. Меня ваши заморочки замонали уже. Я сегодня ночь из-за вас потеряла…
– Спасибо, Лена! – откликнулся Казимир Платоныч. – Ты меня очень выручила.
– Ну пока, Ссусик, – сказала Леночка, ухмыльнувшись и слегка толкнув меня коленкой в пах.
– Кто? Как ты меня назвала?!
– Ссусик. Я всех самцов так зову.
Она повернулась и, качая бедрами, ушла в темноту.
– Ну теперь пора за работу, – сказал Эсстерлис, поднимаясь с дивана.
– В каком смысле? – не понял я.
– У меня жмурик в комнате лежит. Пойду оживлять.
Эсстерлис направился к двери.
– Как, прямо сейчас?
– Ну, а когда же. Если не оживет, завтра нужно обратно в морг тащить – там покойники на счет.
– Можно я с вами, посмотреть хотя бы, – попросил я зачем-то, надеясь все-таки, что он откажет.
– А как же. Зачем же я к тебе пришел. Пошли, конечно, поможешь. Одному все труднее справляться. Иногда жирный боров попадется, все жилы себе вытянешь, пока оживишь…
Перед уходом я заглянул в окно, где стояла старуха, но там никого не было.
С трепетом я плелся за Казимиром Платонычем в его комнату. Уйма всевозможных мрачного содержания мыслей пронеслись в моей голове за то время, пока впотьмах я шел за Эсстерлисом.
– Ссусик, – из тьмы кухни зашептала Леночка. Я сразу узнал ее.
– Я сейчас, Казимир Платоныч, – сказал я и сделал шаг в темную кухню. Тут же она схватила меня за руку и оттащила от выключателя.
– Тихо, Ссусик, слушай меня внимательно, – зашептала Леночка, прижимаясь ко мне всем телом.
– Да-а-а, я слушаю, – прошептал я ей на ушко, слегка прикусывая мочку и проводя кончиком языка по шейке вниз, вниз…
Одна моя рука сама собой забралась под футболку и шарила по спине. И, кажется, Леночке это нравилось.
– Погоди, Ссусик, это после. У меня к тебе дело…
– Ну, конечно, дело, – бормотал я, все больше возбуждаясь и гладя ее одной рукой по груди, которую успел освободить от футболки, а второй рукой поднимался по ноге все выше и выше…
– О-о-о!
– Погоди, Ссусик, – зашептала Леночка. – У меня к тебе дело. Если ты его сделаешь для меня, я тебе тоже сделаю много-много приятности. Ты у меня такой кайф получишь… Короче, Эсстерлиса нужно украсть. Слышишь?
Моя рука все еще бродила по невидимой, но приятной на ощупь леночкиной груди.
– На фига он нам? – пробормотал я.
– Японцам продадим. Ты его тресни по башке, мы его вместе из квадрата вытащим, а там японцы его заберут. Его только из квадрата вытащить…
Ее слова несколько охладили меня.
– Да зачем он японцам-то? Пойдем лучше ко мне.
– Потом, Ссусик, – она отпихнула мою руку, зашедшую слишком далеко. – Треснешь по башке, а я тебе за это много кайфа доставлю. Ну сделай это для меня, Ссусь.
– Да нет, не могу я…
– Сука ты, Ссусь.
Леночка оттолкнула меня в сторону, дала легонько в пах коленкой и ушла. Хлопнула входная дверь. Я стоял в темноте в возбужденном состоянии, как последний дурак.
– Николай! Ну где ты там? – зажегся свет, и в кухню вошел Эсстерлис. – Я тебя жду. Что ты тут делаешь?
– Да так… воды зашел попить, – соврал я, улыбнувшись и засовывая руку в карман брюк.
Эсстерлис посмотрел на меня подозрительно.
– Пошли.
Я поплелся вслед за ним. Эсстерлис открыл дверь и вошел, опасливо вошел и я.
Тут же в глаз мне ударила большая муха. От неожиданности и боли я зажмурился, и только потерев слезящийся глаз, смог осмотреться кругом.
Очень просторная с двумя большими окнами комната освещалась люстрой с целенаправленным в ее центр светом. В этом ярком световом пятне на больничной каталке, обратив в мою сторону босые ступни, кто-то смирно лежал. В воздухе без дела резвились беспечные мухи. Их было множество, они ползали, где попало. На стенах висели какие-то карты, не земной коры и не звездного неба, а человеческого организма, не как положено: в виде членов и органов, а в образе шара, по которому стрелочками в разные стороны что-то указывалось. Карт висело много и указывалось на них во всевозможные стороны. На потолке тоже было что-то начертано, но потолочного рисунка я толком не разглядел. Мебели было мало. По одной стене стояло еще несколько накрытых простынями порожних каталок; в углу шкаф; по другой стене большой стеллаж с книгами; возле окна заставленный грязной посудой круглый стол.
– Вот и Афанасий, – сказал Эсстерлис, подходя к каталке в центре комнаты. – Вот каждый раз на него смотрю и кажется – видел где-то. Не знаю, может, сосед…
Мужественно подавляя в себе неприятное чувство страха перед покойником, я подошел. На каталке, повернув голову на бок и, как мне почудилось, глядя во все глаза на стеллаж с книгами, в цветастых трусах и в майке лежал Собиратель. Или покойник, как две капли воды похожий на Собирателя. Вместе с его обнаженной головой и даже… Я склонился, внимательнее всмотрелся в его лицо… и даже со стеклышком от сломанных очков в изумленном глазу. Я был поражен сходством покойника с героем моего романа. По неживому телу взад-вперед ползали летающие насекомые, потирали лапки и оплодотворялись.
