Джесс Невинс - Мистические города
Мариям кивнула. Она пристально вглядывалась в темное пятно на воде.
Хаптет откашлялся:
— Мариям, вчера ты сказала, что была в Маратисте. Можно спросить…
— Давно, — отозвалась она. — Много лет назад. Я не хочу об этом говорить. — Она все еще не отрывала глаз от мрачных подводных глубин.
Позади пронзительно загудел рог: протяжный, угрюмый звук.
Хаптет, довольный переменой, оживился.
— Скоро начнутся состязания, — сказал он. — Отсюда отличный вид.
Он повел ее обратно тем же путем, а затем вниз через еще одну череду крутых утесов.
Похожая сверху на тростинку, вереница узких суденышек перегородила тихую гавань. У каждого баркаса был свой отличительный цвет.
— Принц, о котором ты говорил вчера, — сказала Мариям, — под какими флагами идет он?
— Принц Ориас? У него темно-синие.
— Цвет Саммариндской впадины?
Хаптет остановился и повернулся к ней:
— Любопытное замечание. Саммариндская впадина такая одна, ничто на свете не может быть с ней одного цвета. Ничто. Синий у принца Ориаса — глубокий и насыщенный, но он не поглощает свет!
Мариям кивнула:
— Я не против взглянуть на баркасы поближе. И с удовольствием познакомлюсь с принцем.
Хаптет улыбнулся:
— Я так и знал. И уже все устроил. Ты влюбишься в него с первого взгляда — уж поверь мне. Еще ни одна женщина не устояла перед его чарами.
— Не сомневаюсь, — сказала она, пытаясь скрыть горечь в голосе, и первая стала спускаться по каменистой тропе, вьющейся по склону утеса к пляжу.
Мариям почувствовала, что безудержное вращение многослойных юбок на танцовщицах вогнало ее в легкий фане. Все жители Саммаринды собрались у кромки воды на открытие фестиваля в честь турнира. В толпе поговаривали, что шуточные сражения баркасов, которые должны были состояться завтра, призваны напомнить о давней войне. Выжившие в той кровавой схватке поселились на унылой части побережья и бросили все свои силы и умения на разведение рыбы и морских гадов.
Мариям казалось, что саммариндцы каждый вечер находили повод для праздников. Пылающие факелы согревали теплым светом развеселившихся людей, наблюдавших за мальчишками, которые примеряли на себя длинные палки для состязаний на траве. Юноши и девушки с татуировками в виде разноцветных завитков и узоров, покачиваясь между столиками, несли корзины со сладостями в пестрых бумажных фантиках. Они бросали их в толпу или вкладывали в ладошки детей.
— Теперь жалею, что в молодости не научилась танцевать, — прокричала Мариям Джахире.
— Еще не поздно, — отозвалась та. — Почему бы тебе не остаться у нас подольше? Я знаю одного человека, он мог бы тебя научить. Возраст — не помеха.
Мариям откинулась на стуле, потягивая напиток. Мимо змейкой просочилась вереница смеющихся и визжащих от радости девчонок в розовых и зеленых платьях, с ракушками в волосах и браслетами на запястьях.
Никого не смущала упавшая и разбившаяся вдребезги посуда под ногами. Никакой тревоги — только чистая, незамутненная, пульсирующая потоками энергии радость.
Баркасы стояли на якоре поодаль от берега Их палубы были украшены бумажными фонариками. Небо освещали огни фейерверков, еще более красочные и яркие, чем в предыдущую ночь.
Вдруг слева от их столика раздались крики приветствия и аплодисменты. Фонари загорелись сильнее, и толпа начала понемногу расступаться, освобождая путь воинам, которые должны были принять участие в завтрашних состязаниях. Каждый был облачен в умело скроенное по фигуре роскошное одеяние цвета своей команды. Высокие и стройные, воины гордо шагали вперед, ловя на себе восхищенные взгляды собравшихся.
— Я влюбилась в Ориаса несколько лет назад, — прошептала Джахира, схватив Мариям за руку.
Мариям кивнула, сердце ее забилось сильнее.
— Должно быть, его жене очень повезло.
Джахира покачала головой, печально улыбаясь:
— Ориас так и не женился. Он не позволяет себе влюбляться, как простые смертные. Это его дань.
Мариям схватила руку Джахиры:
— Что значит — не позволяет себе влюбляться?
Джахира посмотрела на нее, и Мариям почувствовала, как сильно сжались ее пальцы. От зияющей дыры на месте глаза подруги ее по-прежнему брала оторопь.
— Ты же знаешь об обычае приносить дань. Мы с Хаптетом все тебе объяснили.
Мариям покачала головой:
— У вас шрамы. Это я могу понять. Но…
— Не у всех шрамы видны на теле, — сказала Джахира. — Ориас носит свои на сердце. Говорят, во время войны он сильно любил одну женщину. Они воевали вместе, бок о бок. Но их взяли в плен и бросили в крепость Фаллам. Оба сильно пострадали от рук врага.
Неожиданно взорвавшийся над ними праздничный снаряд распустился волшебным цветком и, померцав недолго, растворился в воздухе.
— Но они не сдались, Ориас и его возлюбленная. Выжили и смогли бежать в Маратисту и там отомстили своим врагам. Ориас тогда был очень молод. Когда война закончилась, он понял, что раны на теле для дани недостаточно. Для него существовала лишь одна ценность — любимая женщина. Ориас пожертвовал ею ради дани и вернулся на Саммаринду. Так рассказывают люди. Со мной он о подобных вещах никогда не говорит.
Сверху падали блестящие розы. Мариям пронзила боль от предательства, будто скорпион впился в нее своим смертоносным жалом. Внутри что-то оборвалось. Ориас бросил ее, не сказав и слова на прощание. Принес ее в дань обычаям, о существовании которых она и не подозревала. «Почему не сказал мне? Уж лучше мне было умереть в темнице Фаллама, чем жить и мучиться все эти годы одной, не понимая, почему ты ушел, не зная и сотой доли всей правды…»
В горле клокотал застрявший крик, а сердце стучало все громче и громче, вторя приближающимся звукам уверенных мужских шагов. Ориас. «Принц тьмы, Повелитель боли и отчаяния». Она еще не видела его лица, только силуэт на фоне озаренного фейерверками неба и медленно пошатывающейся пестрой толпы.
Все эти годы она мечтала о единственном и совершенном мгновении, подбирала подходящие слова.
И вот оно настало. Расстояние между ними смыкалось, и время замедляло свой ход. Годы, стоявшие между ними, рассеялись, растаяли, как дым в светящемся небе.
«Ты должен был просто сказать мне. Правда освободила бы нас обоих».
Все участники турнира прошагали мимо, приветствуя радостную публику. Сверху в безудержном танце кружили конфетти. Время потекло еще медленнее и стало тягучим, как мед. Ориас сделал следующий шаг, и она наконец увидела его. Их глаза встретились. Время замерло, и в это мгновение, длившееся целую вечность, Ориас увидел ее душу, обнаженную, испещренную шрамами. Он узнал настоящую цену своей дани. Ориас помнил все: каждый миг, проведенный вместе, отпечатался в его памяти так же четко, как и годы разлуки. Между ними пролегла тень, в холодном наэлектризованном воздухе лихорадочно гасли огни фейерверков, и разноцветные бумажки падали на землю, как мертвые листья.
