Кирилл Партыка - Подземелье
Тот упирался конечностями в проем дверцы и орал нечленораздельно, маты при этом артикулируя отчетливо. Один из сыщиков, раздосадованный бессмысленным сопротивлением, поудобнее ухватился за облезлый пиджачишко задержанного и энергично дернул на себя. Пиджак треснул, и богодул мячиком покатился на землю.
Его тут же подхватили под руки и поволокли внутрь здания.
Личный состав, не будучи проинформирован о скептическом отношении старших к причинам несчастья в кочегарке, готовился шерстить, да и шерстил уже матюхинских приятелей.
Логинов собрал подчиненных, распределил обязанности. Имелись уже, оказывается, и кое-какие результаты. Емельянцев и Седых только что доставили одного типа, с которым следовало побеседовать плотнее.
Некто Хромов, по кличке Хромой, судимый-пересудимый, а ныне хронический бомж, большую часть времени проводивший в котельной у Матюхина, с вечера был замечен на пустыре возле кочегарки за распитием парфюмерных изделий в компании с не установленным пока субъектом.
Часа в три ночи забулдыга явился в общагу в прожженной одежде и, не вяжа лыка.
Ко всему прочему, неделю назад у Хромого случились какие-то разборки с Егором.
Сведения эти достигли милицейских ушей, и вот теперь сотрудники уголовного розыска задавали Хромову вопросы.
Логинов предложил Сергею:
— Ну-ка, пойдем глянем, что там за деятель. …В тесной темноватой комнатушке с облупленными стенами, заваленной битыми чемоданами, полушубками, частями лодочных и мотоциклетных моторов — изъятым у ворья барахлом — на стуле в углу скрючился тип, которого недавно столь бесцеремонно извлекли из машины. Над ним нависли те же двое парней в штатском.
От грязного ватника, брошенного на стол поверх рассыпанных в беспорядке бумаг, несло гарью.
Коренастый, широкоплечий опер с вихрастыми, давно не стриженными волосами, наклонился почти к самому лицу бомжа, опустил ему на плечо увесистую ладонь.
— Ты, Хромой, чего, по-русски не понимаешь? Я могу по-китайски спросить. Херово токо б тебе не стало.
— Да чо по-китайски? Чо вы, по ходу, гоните? — гундел мужичонка. — Сказал же, не было меня там, и Егора не видал. Мы еще на той неделе разосрались.
— Тебя, падла, полсела видело, как ты одеколон в бурьяне жрал, — вмешался напарник коренастого, длинный, сутулый, в зеленом мешковатом свитере.
— Не знаю ничо, кто там видал, — гнул своё Хромой. — Где чо — сразу меня. Чо, типа, если я судимый…
— Заткни едальник! — оборвал его широкоплечий. — У меня время нету на твою парашу. Ну-ка, быстро, с кем на пустыре был? Что у вас с Егором получилось?
— Начальник, я все сказал! Чо порожняки толкать! Давайте очняка, кто там на меня гонит!
— Ну, ты, бля, и козел, — процедил сутулый.
— Фильтруй базар, начальник! — взъерепенился Хромов. — Кто еще козел…
Но коренастый успел уже распалиться не на шутку.
— Слушай, ты, фунфырь душистый. Если щас дуру нарезать не перестанешь, я на тебя залуплюсь, и ты у меня махом из тапочек выпадешь. Так, босиком, тебя в камеру загибаться и понесут. Усек?
— Да ладно, в натуре, жуть нагонять, — отмахнулся задержанный. — Дешевого что ли нашли?
— Ага, авторитет, значит, у нас выискался. Ну, ладно.
Коренастый коротко ткнул богодула кулаком в живот, целя между скрещенных рук.
Хромов хрюкнул, затем, спохватившись, издал страшный крик и вознамерился свалиться со стула. Но суровый мент, зная, что приложился пока только для виду, воспрепятствовал этому притворству, крепко сграбастав упрямца за сальную, нечесаную шевелюру.
— По-китайски начинаю говорить, — возвестил он грозным шепотом.
— Чо бьешь? — заныл Хромой. — Адвоката давай. Прав много заимели?!
— Адвоката тебе? А у тебя бабки есть?
— Положено!
— На то, что положено, знаешь, что положено?!
Сутулый в свою очередь размахнулся и гулко саданул Хромова в грудь. За этим последовала звонкая пощечина, отвешенная внушительной пятерней здоровяка-напарника. В результате допрашиваемый безо всякого притворства оказался на полу. Его тут же вернули в исходное положение, и когда он согнулся, стараясь прикрыться от следующего удара, кулак сутулого сбоку врезался ему в поясницу.
Хромов закричал от боли по-настоящему.
— Суки, по почкам!..
— Р-размажу! — рыкнул коренастый, изготавливаясь к новому тумаку.
— Доброе утро! — громко сказал Сергей, входя в кабинет вслед за Логиновым.
Оперативники оглянулись.
— Отдохни, Емельянцев, — приказал Николай.
Коренастый нехотя отступил, присел на краешек стола. Логинов перевел взгляд на сутулого. Тот с безразличным видом прислонился к стене.
Крякнув, начальник розыска адресовался к потиравшему ушибы богодулу:
— Ну что, Хромов, что тут у вас за дела? Опять разговаривать не хочешь?
— Как с ними разговаривать? Они по-человечьи не умеют.
Хромов с трудом переводил дыхание.
— Ну, это кто как заслуживает. Ты, вот, сидишь, делового из себя корчишь.
Нахватался в зоне. А глянь на себя. Тьфу! Хуже опущенного, честное слово.
По поводу сравнения с опущенным Хромой пожелал что-то возразить, но начальник угрозыска не стал его слушать.
— Да ладно, знаю, что ты не машка, я не к тому. Но ты вот дыхнул — мне не то, что закусить, мне сблевать захотелось. «Цитрусовый» жрал, правильно? А ты кочевряжишься. На человека ведь стал не похож. До какого состояния себя довел? У вора свое самолюбие имеется. А ты шаромыга шаромыгой. Спрашивают — чепуху мелешь, кобенишься. Потому и отношение к тебе плохое.
— Бить не имеете права, — отчеканил Хромов.
— Бить — не имеем, — согласился Логинов. — А тебе придуриваться кто право дал?
Ну, был бы пацан, а то кухню эту знаешь. Сам должен понимать, ведь докажем, что ошивался на пустыре. Очевидное отрицать зачем?
— И по какой статье этот пустырь пришьете? Какое в этом преступление? Все равно я не при делах, и нечего мне клеить! Вам бы только крайнего найти.
— Не крайнего, а виноватого, — наставительно возразил Николай, усаживаясь на стул. — Ладно, полемику мы с тобой вести не будем. А задержим мы тебя, как подозреваемого, на двое суток.
— И в чем же это вы меня подозревать можете, и какие ж у вас, гражданин начальник, основания для этого имеются? — не без ехидства поинтересовался Хромой.
— Основания имеются, не сомневайся, — невозмутимо подтвердил Николай. — Факт пребывания возле котельной ты отрицаешь — раз. А он, считай, установлен. С потерпевшим у вас недавно был конфликт — два. Пришел ты ночью, фуфайка вся прожженная — три. Вон, она изъятая лежит. А с Матюхиным, знаешь ведь, что произошло?
