Вольфганг Хольбайн - Книга мёртвых
— Мы знали, что тут что-то есть, это правда. Но не знали, что именно. К тому же, начиная войну, всегда приходится рассчитывать на человеческие жертвы, — добавил он.
Балестрано сглотнул. Горькая желчь начала скапливаться у него под языком. «Господи, что же с нами происходит», — в ужасе подумал он. Ему еще никогда не приходилось видеть брата Руперта таким. Магистр войны говорил о смерти четверых своих братьев так, как будто они были лишь пешками в шахматной партии. Но он решил оставить свои мысли при себе и, бросив последний взгляд на мертвецов, повернулся к фон Шмиду и де ла Круа.
— Пускай рыцари отступят немного, — приказал Балестрано. — Выставите стражу, чтобы никто по ошибке или из любопытства не зашел в опасную зону. Сделаем здесь привал. Как только лагерь будет разбит, вы и два других магистра зайдете ко мне в палатку. Мы должны обсудить, что нам теперь делать.
Не знаю, сколько я простоял там, глядя на Присциллу, — минуты, часы или целую вечность. Время не имело никакого значения, ведь я все равно не ощущал его течения, не говоря уже о том, чтобы прояснить свои мысли.
Я знал лишь, что все происходило не так, совершенно не так, как я ожидал.
Сколько же раз я представлял себе эту сцену? Тысячу? Наверняка больше, ведь ради этого мгновения я жил весь последний год, объехал полмира и вступил в схватку с силами, об истинной мощи которых до сих пор не догадывался.
Присцилла!
Передо мной стояла моя Присцилла, единственный в мире человек, которого я когда-либо любил. Конечно же, я сомневался — в себе, в ней, в моей любви к ней, и это происходило не раз. Но теперь все это осталось в прошлом, я позабыл обо всех сомнениях в тот самый момент, когда она, выпрямившись, встала передо мной.
Она проснулась.
Бледная, закутанная в черно-зеленую накидку Некрона, едва державшаяся на ногах, так что магу пришлось взять ее под руку, девушка смотрела на меня пустыми глазами. Честно говоря, это нисколько не пугало меня, поскольку я знал, что она почти год находилась в глубокой коме. Заговори я с ней сейчас, она вряд ли узнала бы меня. Но я не стал этого делать. Я просто не мог. Да, я часто представлял себе, как все это произойдет, как я освобожу Присциллу из плена Некрона, как заключу ее в объятия, прижму к себе и почувствую ее близость, почувствую великолепное, неописуемое счастье от того, что она рядом. Но сейчас я стоял будто парализованный и неотрывно смотрел на нее.
Она проснулась!!!
Вот и все, о чем я мог думать. Эта мысль заполнила все мое сознание.
— Ну, Роберт Крейвен?
Прошло довольно много времени, прежде чем я понял, что Некрон обращается ко мне, ожидая ответа. С трудом оторвав взгляд от лица Присциллы, я посмотрел на Некрона. Лицо старого мага оставалось равнодушным, и лишь в глазах светился триумф зла.
— Как видишь, я сдержал свое слово, — продолжил он.
Я хотел ответить, но Тень поспешно опустила ладонь на мою руку и сжала пальцы. Я понял ее намек, но заметил также, что от Некрона не ускользнул этот жест. Триумф в его глазах сменился насмешкой.
— Что все это значит, Некрон? — резко спросила Тень. — Что означает это представление?
— Умный вопрос, элохим. — Некрон тихо рассмеялся. — Но его проще задать, чем на него ответить.
Помолчав, он прислушался, а затем хлопнул в ладоши. Словно из ниоткуда за спиной старца появились две фигуры в черных одеждах. Один из драконоборцев подошел к Присцилле и осторожно обнял ее за плечи, чтобы она не упала. Некрон, повернувшись, подошел ко мне с Тенью.
— Давайте перейдем в более удобное место, где мы сможем поговорить.
Я не сдвинулся с места.
— Не волнуйся, Роберт, — сказал Некрон. — Твоя подружка пойдет с нами.
Он вновь хлопнул в ладоши, и второй драконоборец, подойдя к Присцилле, взял ее под руку. Девушка попыталась сделать шаг, и я сразу увидел, что ее движения были движениями марионетки. Взгляд Присциллы по-прежнему оставался пустым, и без помощи слуг Некрона она тут же упала бы.
— Что вы сделали с ней, чудовище? — спросил я, и мой голос показался мне чужим.
— Я ничего с ней не делал, Роберт, — серьезно ответил Некрон. — Она в том же состоянии, в каком и попала ко мне. Для нее течение времени остановилось.
Не имея на то никаких оснований, я все же поверил ему. Когда Некрон выкрал Присциллу из моего дома по адресу: площадь Эштон-плейс, 9 в Лондоне, Присцилла была больна. Тяжело больна. Но я об этом забыл. Как бы смешно это ни звучало, все действительно так и было. Я искал ее целый год, и за этот год не прошло и дня, чтобы я не думал о ней, но память сыграла со мной злую шутку. Я помнил все, что любил в При — ее волосы, нежный голос, хрупкость, взгляд раненой косули, ее уязвимость… И это вытеснило из моей памяти образ другой Присциллы, девушки, одержимой духом ведьмы. Ей так и не удалось справиться с этой одержимостью.
— А он? — Тень указала на второй гроб, в котором лежал Шеннон, погруженный в такой же магический сон, как и Присцилла.
На этот раз Некрон лишь покачал головой.
— Нет, — резко заявил он. — Это не входит в мое предложение. Этот человек меня предал. Он принадлежит мне.
— А если мы будем настаивать на том, чтобы ты его отпустил?
Некрон не ответил, но на самом деле его молчание и так сказало нам все.
В маленькой палатке в центре поспешно разбитого лагеря было тихо. Несмотря на то что пятьдесят коричнево-белых шатров сгрудились у невидимой линии смерти, эту палатку отделяли от соседних пять-шесть шагов. Конечно, этого было недостаточно, чтобы кому-то показалось, будто она отличается от других палаток, тем не менее никто, даже по ошибке, не мог бы услышать разговоры, которые велись внутри. Над входом в палатку висела эмблема ордена: конь с двумя всадниками, один из которых сжимал в руке копье и алый крест с расщепленными краями на золотом фоне.
Это был шатер Балестрано. Перед входом не было стражников — Великий магистр, убедившись в том, что вокруг никого нет, лично отослал их прочь. Войдя в шатер вместе с четырьмя другими магистрами, он тщательно закрыл вход. Магистры заметили, с какой дотошностью Жан Балестрано выполнял все эти действия. Его движения были резкими, как у человека, который не может себе позволить ни единой ошибки и знает об этом.
Магистр открыл ящик — единственную вещь, которую он взял с собой из Парижа. Это был маленький ящик из ветхой древесины, ничем не примечательный извне, но, как оказалось, отделанный дорогим багровым бархатом внутри. На бархате тонкими золотыми нитями были вышиты странные символы, неизвестные четырем магистрам. На бархатном дне лежал невероятно глубокой черноты камень размером с монетку, круглый и гладкий.
