Джеймс Герберт - Святыня
В церкви толпился народ, скамьи были заполнены до отказа. Увидев толпу снаружи, Фенн ожидал подобного и тем не менее оторопел от многочисленности сборища. И от шума, несмолкающего гула голосов. Он всегда полагал, что мирная тишина является необходимым условием любой церкви, когда не идет служба, но сегодня, казалось, напряжение было не сдержать.
Взглянув на часы, он увидел, что до начала мессы осталось еще шестнадцать минут. Если бы они со Сью и Беном чуть запоздали, то вряд ли зашли бы внутрь.
Сью сложила пальцы в щепоть для крестного знамения, и Бен последовал ее примеру, хотя движения мальчика были медленнее и торжественнее. Одного мужчину, видимо, назначили следить — за прибывающей толпой, и он вежливым жестом направил всех троих налево, в боковой неф, где они и встали — за отсутствием скамеек. Фенн сопротивлялся, так как уже понял, с какой точки хотел бы обозревать происходящее. Он взял Сью за локоть и потянул вправо. Мужчина открыл было рот, возражая, но решил, что дело не стоит того.
Сью удивленно взглянула на Фенна, когда он повел ее тому месту, где они стояли в прошлый раз. Когда они проталкивались туда, окружающие провожали их неодобрительными взглядами. Бен тревожно вцепился в пальто матери, но они беспрепятственно пробрались к правому проходу. Сью удивилась, когда Фенн привстал на цыпочки и вытянул шею по направлению к алтарю, но потом поняла, что он высматривает Алису Пэджетт, которая, он не сомневался, опять должна была сидеть у подножия статуи Богоматери. Но было не понять, там ли она, поскольку в проходе толпилось слишком много народу. Сью заметила, что вдоль скамеек стоят еще инвалидные коляски, и ее охватили эмоции, поднялись столько лет сдерживаемые чувства. Последние три недели эти эмоции все возрастали и теперь вырвались на волю, всколыхнув все ее существо, выплеснулись наружу, соединившись с чувствами окружающих. Она не до конца понимала, что это за чувства, но они очень напоминали сострадание, любовь к ближнему. Сью чуть ли не плакала и знала, что не одинока в своих переживаниях. В ее душе было предчувствие, которое возбуждало, но и пугало.
Но и теперь Сью по-прежнему сомневалась, было ли исцеление Алисы чудом, хотя в глубине души ей хотелось в это поверить. После лет духовного смятения, когда лишь тонкая нить связывала ее с религией, теперь здесь, в этой церкви, что-то произошло, и ее потянуло назад, сначала постепенно, пока связи оставались слабыми, но потом собственная воля усилилась и возродила веру. Сью стала свидетельницей чего-то необычайного, было это чудо или нет, и это впечатление разожгло ее веру. И это чувство она разделила со столькими собравшимися в церкви Святого Иосифа. Вера. Она пропитала воздух, как неотвязный запах ладана.
Сью прижала к себе Бена и нежно прикоснулась к руке Фенна, любя их обоих и желая их любви.
Фенн обернулся и подмигнул, и Сью, испытав мимолетное неприятное ощущение, отдернула руку. Охватившее ее сострадание словно споткнулось о подмигивание приземленной реальности. Нет, не ее приземленной реальности, а его. Его бесчувственности, его насмешливости. Единственная причина его приезда сюда заключалась в том, что здесь может подвернуться материал для репортажа, который повысит его репутацию журналиста. А она-то думала, что он пришел сюда, потому что любит ее и хочет доставить ей радость. Она убедила его приехать из-за чувств, которые испытывала к нему, ей хотелось разделить с ним снизошедшую на нее благодать. И один этот жест с его стороны развеял все ее чувство, дал понять, что они очень разные люди, потому что в этом подмигивании виделось разрушительное презрение, какой бы легкостью и шутливостью ни было оно прикрыто, презрение хулителя, человека, который ничему не доверяет, ни во что не верит, поскольку это могло бы поколебать его спокойствие. В этот момент она ненавидела его — и потому жест сострадания был неуместен.
Фенн нахмурился, когда она взглянула на него; он прочел в ее глазах внезапно возникшую враждебность, повергшую его в замешательство. Сью отвела глаза, оставив Фена в недоумении.
Все больше народу входило через дверь, заставляя их углубляться в боковой неф. Фенн еще пытался разглядеть передний ряд, но слишком много голов закрывали обзор. Первоначальное возбуждение стало покидать репортера, ожидание и атмосфера замкнутого пространства забитой людьми церкви произвели свой эффект. Вокруг по-прежнему чувствовалось напряжение, но Фенн больше не разделял его, или, по крайней мере, не разделял этого вида напряжения. Он скорее ощущал жгучее любопытство и рассматривал лица сидящих на скамьях. Все эти люди, местные или слух распространился дальше? Некоторых Фенн узнал, поскольку говорил с ними в тот день, когда исцелилась Алиса. Его взгляд задержался на особенно знакомом лице, видневшемся вполоборота, поскольку человек сидел по другую сторону центрального прохода, в первых рядах. Это был Саутворт, владелец гостиницы. Ну, мистер Саутворт, кажется, вы ошиблись: интерес не совсем увял Впрочем, может быть, еще увянет. Участники слишком многого ожидают, и их может постичь только разочарование. По сути дела, Фенн не удивился бы, став свидетелем злобных стычек после службы.
Он стал высматривать толстяка Таккера, которого видел в гостинице вместе с Саутвортом, но тот или скрывался в толпе, или отсутствовал. Внимание репортера привлекла сумятица в задних рядах собравшихся.
Двери закрывались, к пущему неудовольствию тех, кто не успел войти. Головы поворачивались, споры стали громче, и с передней скамьи встал и решительно направился по центральному проходу к источнику шума человек в черном костюме современного священнослужителя. Несмотря на сгорбленные плечи, этот человек был высок, более шести футов ростом, и болезненно худ. Однако его лицо с высоким лбом и выпирающим носом выражало силу, и еще больше она проявлялась в решительной походке Щеки священника ввалились, высокие скулы выпирали над темными впадинами, а кожа имела желтоватый оттенок, выдавая недавно перенесенную болезнь, и все же это не уменьшало впечатления силы.
Дойдя до конца прохода, он поднял руку, словно мягко рассекая собравшуюся там толпу, и Фенн удивился размерам этой руки — с того места, где стоял репортер, казалось, что пальцы священника могли бы обхватить футбольный мяч. Может быть, Фенну и померещилось, но на собравшихся это как будто тоже произвело впечатление, потому что они расступились в стороны, как море перед Моисеем. Репортер следил за продвижением высокого человека, тот был хорошо виден над головами остальных. Кто же это такой? И зачем он здесь? Через несколько секунд священник вернулся в центральный проход, шум у него за спиной затих, двери в церковь остались распахнутыми, несмотря на холод, и Фенн получил возможность более подробно рассмотреть лицо этого человека.