Александр Мазин - Слепой Орфей
– Да ты не обижайся,– угадал мою обиду Сермаль.– Я в Нем жить буду.
– Перестань,– сердито возразил я.– Тут до метро – десять минут пешком. И еще двадцать – до центра. В окно посмотри: лес рядом, даже озеро.
– Видно далеко,– согласился Сермаль.– Какой, запамятовал, этаж?
– Четырнадцатый.
– Серьезно,– кивнул головой.– Только это, брат, не Город. Это опухоль на Нем. А Он меня в самую сердцевинку посадит. Чтоб не сбежал до времени. Хищник ведь. Веры в нем нет… – скосил глаза.– Как в тебе. Вижу: Истинного Света больше не ищешь.
– На тебе тоже креста нет,– огрызнулся я.
– Как нет? А это что?
Я пригляделся и обнаружил на плоской безволосой груди Сермаля латунный крестик. Все-таки надо очки купить. Или линзы поставить.
– Не ищу я Света,– сказал.– Живу как все.
– Вот это правильно,– поддержал Сермаль.– Жить можно – как все. А умирать?
Мне вдруг стало зябко.
Сермаль поставил на ладонь чашку, полюбовался, сказал:
– Красивая!
И вдруг быстро убрал руку.
Чашка осталась висеть в воздухе.
– Фокусничаешь! – сердито бросил я, взял чашку и поставил на стол.– Разобьешь еще. Это моя чашка! Любимая!
Сермаль захохотал, потом протянул лапищи, потянул меня к себе – силища, как у трактора,– сузил искристые глаза:
– А ты – мой ученик! Любимый! Понял?
– Пошел ты… – проворчал я, выворачиваясь из цепких пальцев.– Не хочешь у меня жить – не надо.
Креста на груди Сермаля уже не было.
– Ну добро,– сказал он, поднимаясь.– Пойду оденусь. Неудобно в трусах-то перед женщиной.
– Какой еще женщиной? – изумился я.
– Это тебе лучше знать,– ухмыльнулся.– На машине приедет.
И вышел.
Озадаченный, я собрал посуду, выбросил в ведро остатки каши, открыл воду – горячую. Надо же: горячая – как из пожарного крана, а холодная – как хомяк пописал.
Тут снова затрендел телефон.
– Да! – буркнул я.
– Привет, Кира! – теплой морской водичкой зазвенела трубка.– Это я, Маринка! Какой у тебя код?
– Двести тридцать четыре. Ты где?
– Внизу! – жизнерадостно.– Сейчас поднимусь.
– Я не один…
– Да? – теплая водичка вмиг замерзла.– Может…
– Нет,– успокоил я.– Старинный друг приехал.
– Мужчина?
– Еще какой! Поднимайся, познакомитесь.
Марина Листвянская. Художник по интерьеру– Когда медведь засовывает голову в бочонок, резинка от края отходит и головы ему уже не вытащить!
– Вы меня разыгрываете? – догадываюсь я.
– Никогда! – Глаза такие, что честнее не бывает. Серьезно, не бывает. Интересный дядька. Веселый. И прозвище у него смешное. Сермаль. Нарочно не придумаешь. А вот Кирка какой-то странный. Не в своей тарелке. Вроде бы стесняется его, а смотрит так… Никогда бы не подумала! Кирилл Игоев – стесняется! Всегда такой уверенный, такой… мощный. Слабость моя, люблю здоровенных мужчин. Сермаль, правда, тоже не крошка, головой лампочку задевает, но уж больно тощий…
– Мариночка…
Смотрит в глаза. Ласково, ласково… и как будто рентгеном просвечивает.
– Мариночка, нам очень нужно найти одного человека.
– Вы считаете, я могу помочь? – спрашиваю игриво.
– Можете. На вашей машине найти его будет нетрудно.
Краем глаза вижу: близорукие, вечно прищуренные глаза Кирилла распахиваются, как двери в метро.
– Это не моя машина,– сообщаю я.– Подруги. У меня даже доверенности нет.
– Угнала? – интересуется Кира. Знает: от меня можно всего ожидать. И это лестно, черт подери!
– Почти. Если не боитесь – поехали. Заодно и город покажу. Хотя… вы ведь здесь не в первый раз?
– Не в первый,– подтверждает Сермаль (Кира, вижу краем глаза, почему-то мрачнеет).– Но посмотрю охотно. Давно не был. Интересно, что изменилось.
– Вот,– говорю,– это Стрелка. Она не изменилась, слава Богу. Слева – Васильевский, справа – Петроградская. Их расположение тоже не изменилось. Хотите, поедем на Крестовский, там…
Тут Сермаль, который до этого только кивал и улыбался доброжелательно, вдруг развернулся ко мне, положил эдак небрежно руку мне на коленку:
– Поворачивайте налево.
Рука горячая к твердая, как ялтинская галька. Я только глаза скосила:
– Нельзя,– говорю.
Он руку убрал, засмеялся:
– Почему – нельзя?
– Поворота нет. И вон милиционер стоит.
– А вы, Мариночка, плюньте. Поворачивайте, я отвечаю.
Что за человек! Не хочу ведь, а руки сами баранку крутят. И доверенности нет, блин! Подрезаю кого-то и выезжаю… прямо на мента. Он только жезлом легонько помахивает. Рожа глупая, сытая. Все. Приплыли. Взглядываю на Сермаля. Сидит как ни в чем не бывало. Чем же все-таки от него пахнет? Не сообразить никак. Лесной такой запах. Знакомый…
Сидит и в ус не дует. И Кира на заднем сиденье изображает скифский курган. Подставили бедную девушку.
Мент подходит с важностью, сует в окошко веснушчатую ряшку:
– Инспектор Мирных, права, пожалуйста.
Как в трансе, лезу в сумочку. Сначала права, потом техпаспорт, а потом…
Тут Сермаль отбирает у меня сумочку, закрывает и кладет мне на колени.
Мент ошарашенно смотрит на Сермаля… и вдруг его круглое лицо расплывается в трехметровой улыбке.
– Дядя Сережа!
– То-то,– говорит Сермаль укоризненно.– Я тебя еще с моста приметил.
– Да я, дядь Сереж… – Лицо инспектора Мирных багровеет, он просовывает голову в окошко, чуть не роняет фуражку, дышит мне в лицо чесноком, но просто в упор меня не видит. Однако! Это что ж за мужик, который не видит меня?
– Ладно,– смягчается Сермаль.
Он протягивает (опять через меня, кстати!) ладонь. Мент поспешно выдергивает голову из окошка, хватает ладонь веснушчатыми лапами, энергично трясет. Его полосатый жезл лупит меня по плечу. Я отстраняюсь, а Сермаль вылезает из машины. Инспектор бросается к нему, как моя кошка к миске после двухдневной диеты. Сермаль обнимает мента за плечи, тот, задрав голову, преданно глядит.
– Ну у тебя – друг! – говорю я, шумно вздыхая. Кира запускает пятерню в бороду, в глазах – смешинки.
– Очень обаятельный,– говорю я. Хотя собиралась сказать совсем другое.
– Согласен.
Не ревнует ни на грамм. Хотя чего ему ревновать? Я же ему не жена, а так, подружка для постели и театра. Или, наоборот, для театра и постели? Ша, Марина! Не заводись, мужики такого не любят.
– А ты сегодня какой-то…
– Какой?
– Странный,– говорю.– Жизнерадостный и причпокнутый одновременно. Ты что, его боишься?
Кира покачал львиной головищей.
– Я ему верю,– сказал он.
Идиотизм, но я тоже.
– Почему?
– Он мой учитель.
И замолчал, словно все сказано. Будто у меня мало учителей. Каждый второй набивается!
Сермаль плюхается на сиденье рядом.
– Еще раз,– говорю.
