Обещай, что никому не скажешь - Макмахон Дженнифер

— Очень рад видеть тебя, Кейт. — Его рукопожатие было таким же теплым, как и его улыбка.

— Я только на минутку. Вообще-то, я пришла поговорить с Мэг Хаммерштейн. — Я замерла, неловко ожидая, когда он отпустит мою руку. Он наконец сделал это и указал на свободный стул, стоявший у стола напротив него.

— Как поживает твоя матушка, Кейт? — спросил он, когда я села. Я заглянула под стол и с облечением увидела на его ногах обувь. Легкие черные туфли, начищенные до блеска.

— Э-э-э, не очень хорошо. Я надеялась получить кое-какие советы от этой женщины, Мэг. Рейвен рекомендовала ее.

— Мэг просто великолепна. Она очень начитанная. — Он со вздохом наклонился, приложил одну руку к сердцу. А другую протянул мне. Его взгляд задержался на моем лице; голубые глаза увлажнились, но взгляд их был искренним. Я заметила, что белки глаз были пронизаны красными прожилками.

— Мне так жаль Джин. Время от времени я приезжаю туда, но в последние несколько недель работа совсем одолела, и у меня просто не было ни минуты.

Я понимающе кивнула.

На его столе стоял пластиковый пакет с печеньем. Он увидел, что я рассматриваю печенье, и предложил мне одно. Когда я отказалась, он сунул его в рот.

— Ты уверена? — осведомился он. — Овсяное печенье с ванилью. Я к ним пристрастился.

Я покачала головой.

— Я даже не знала, что ты в городе. Последний раз, когда я слышала о тебе, ты был в Канаде.

— Точно. Когда я уехал из Вермонта, то некоторое время плыл по течению и в конце концов оказался в Галифаксе, где нанялся подмастерьем на лодочную верфь. Через несколько лет я решил, что пора вернуться к учебе, и осел в Торонто. После того как получил ученую степень, нашел там работу преподавателя. Но два года назад я листал журнал и увидел рекламное объявление о вакансии в Новом Ханаане. Казалось, словно работа сама нашла меня и подсказала, что пора вернуться домой.

— Должно быть, Новый Ханаан кажется скучным и серым после Торонто, — сказала я.

— Наоборот, это лучший ход, который я только мог сделать. Я жалею лишь о том, что ждал слишком долго.

Я кивнула и снова посмотрела на фотографию с парусной яхтой.

— Это моя мать рядом с тобой на яхте?

Он с улыбкой снял со стены фотографию в серебряной рамке и протянул ее мне. На палубе стояли Зак, Рейвен, Опал и моя мать, — все загорелые, с растрепанными от ветра волосами.

— Ее сделали в прошлом году. Боже, Джин любила открытую воду. Она была в восторге от яхты и оказалась чертовски хорошим моряком. Тебе стоило бы посмотреть на нее.

— Это твоя яхта?

Он гордо улыбнулся.

— Она стоит на якоре на озере Шамплейн. Знаешь, как я ее назвал? «Плавучая надежда», в честь Нью-Хоупа [19]. Гэбриэл был очень рад, но мне так и не удалось уговорить его выйти под парусом. Полагаю, он посчитал это слишком буржуазным для себя.

Моя мать никогда не упоминала при мне о прогулках под парусом. Я даже не знала, что Зак в городе, уже не говоря о том, что он брал мою мать на озеро Шамплейн покататься на своей яхте. Сколько еще мелких подробностей о ее жизни, о которых я никогда не узнаю, теперь ушли навсегда?

— Значит, вы с Рейвен оставались на связи?

— Рейвен замечательная. Наверное, ты знаешь, что она хочет получить ученую степень по психологии. Она уже посещает мои занятия. Кстати, это она испекла печенье. Уверена, что не хочешь попробовать?

Я снова покачала головой. Зак взял себе второе печенье.

— А Опал — потрясающая девочка, — продолжал он. — Я так беспокоился за нее после того, как убили ее подругу. Как у нее дела?

— Не сказала бы, что хорошо. Рейвен договорилась о консультации с психиатром.

— Боже, какой ужас ей пришлось вынести. Надо было мне приехать и посмотреть, можно ли что-то сделать для нее. — Он стряхнул с себя крошки.

Я посмотрела на его подвеску, похожую на маленькие часы или карманный хронометр. Она была достаточно толстой, чтобы иметь внутри крошечный заводной механизм, и выглядела так, словно наверху крепилась откидная крышечка.

Он заметил мой взгляд и протянул мне подвеску, чтобы я рассмотрела ее повнимательнее.

— Красиво, правда? Она символизирует Колесо Жизни. Это тибетская вещица.

На передней части были выгравированы три концентрических круга, разделенных на сегменты. Во внешнем кольце насчитывалось двенадцать сегментов, в среднем шесть сегментов, а в последнем — два сегмента. В центре изображены змея, свинья и петух. Внутри каждого сегмента — свой гравированный рисунок: горшечник, обезьяна, срывающая плоды, рожающая женщина, а также разные люди и божества, которые занимались на первый взгляд непонятными делами.

— Внешнее кольцо символизирует двенадцать звеньев причинности, — пояснил Зак.

Я кивнула, хотя не имела ни малейшего понятия, о чем он говорит.

— А в этом кольце — шесть царств бытия: боги, титаны, люди, животные, голодные призраки и преисподняя.

Мой взгляд был прикован к голодным духам: трем сбившимся в кучку неуклюжим существам с тонкими шеями и жутковатыми глазами.

— Голодные духи? — спросила я.

— После смерти они так сильно связаны своими желаниями с материальным миром, что остаются призраками, жаждущими еды и питья, но не способными удовлетворить свой голод.

— Круто, — заметила я.

Он усмехнулся.

Потом я увидела над колесом чудовищное лицо с ощеренными клыками и злобным взглядом.

— А это что за тип? — Я указала на лицо.

— Бог Смерти. Он вращает колесо.

— Значит, Смерть вращает Колесо Жизни? В этом есть жестокая ирония, не так ли?

— На самом деле это не так мрачно, как кажется, — сказал он.

Вы можете повязать хиппи шелковый галстук, наделить его ученой степенью и членством в местном яхт-клубе, но глубоко внутри он останется все таким же хиппи. Я невольно улыбнулась.

— Зак, могу я задать вопрос, который покажется тебе немного странным?

— Разумеется. Хотя мне ничто не покажется странным, ведь я жил в Нью-Хоупе. — Он подмигнул мне и откинулся на спинку кресла. Неужели тот самый нервный подросток, которого я помнила с детства, теперь стал таким обаятельным и непринужденным?

— Я вот все думала, сможешь ли ты рассказать мне кое-что о Нике Гризуолде. Он сделал очень странную вещь: оставил мне сообщение, что я должна найти тебя. Как ты думаешь, почему он это сделал?

Зак слегка стиснул зубы и набрал в грудь воздуха. Я задела его за живое. Он встал, обошел меня и закрыл дверь. Я чувствовала себя как нашкодивший ребенок в кабинете директора.

— Что было сказано в той записке? — Он наклонил голову набок и приподнял брови.

— «Найди Зака». Это все.

Зак помедлил, собираясь с мыслями перед тем, как продолжить. Казалось, он изучает книги на полках, как будто там могли находиться необходимые ответы.

— Бедный Ник, — наконец сказал он и снова положил одну руку на грудь, а другую на пресс-папье. — Это правда, мое сердце открыто для него… просто я больше не могу участвовать в этом. Прошлое кануло в небытие, и ему нужно не цепляться за старое, а идти своим путем. Ник иногда заходит и предлагает где-нибудь выпить. Я несколько раз ходил с ним по старой памяти, понимаешь? Вероятно, не стоило так поступать, но теперь ничего не поделаешь. Но я мог дать ему неверный сигнал.

— Сигнал?

— Понимаешь… — Его уши вдруг покраснели; я хорошо помнила эту особенность. — Сигнал о том, что я, э-э-э… снова интересуюсь им. Никки — отличный парень, и он мне не безразличен, правда. И я не говорю, будто сожалею о том, что случилось тогда, но мы же были детьми, понимаешь?

Я старалась понять, к чему он клонит, не вполне готовая перейти к выводам, к которым он меня подталкивал.

— Выходит, ты пытаешься мне сказать, что у вас был роман?

Зак какое-то время смотрел на меня; теперь покраснели не только его уши, но и лицо. Потом он нервно рассмеялся и покачал головой:

— Упс. Я думал, ты знаешь. Не хотел тебя шокировать. Полагаю, ты могла бы представить себе, что это было частью периода свободной любви в моей жизни. — Он криво улыбнулся и быстро отвел взгляд, сосредоточившись на своей гитаре. Был ли это тот же самый инструмент? Та же гитара, на которой он исполнял серенады моей матери тогда, в нашем старом типи?