Майк Резник - Принцесса Земли
— Как давно ее не стало?
— Она умерла в прошлом феврале, — ответил я, после чего выплюнул: — В день Святого Валентина.
— Она была очень красивой женщиной.
— Большинство людей стареют, — сказал я. — Она же с течением времени становилась лишь прекрасней. По крайней мере, для меня.
— Знаю.
— Тебе-то откуда знать? Ты ведь ее никогда не видел, никогда с ней не встречался.
— Знаю, потому что моя принцесса тоже с каждым пролетающим мигом становится всё восхитительнее. Когда ты по-настоящему любишь, принцесса становится всё прекраснее.
— Если она с Барзума, то способна оставаться молодой на протяжении тысячи лет, плюс-минус мелочь, — произнёс я, припоминая книгу.
— Может быть.
— Может быть? То есть ты в этом не уверен?
— Какая разница, если в моих глазах она остаётся молодой и прекрасной?
— Крайне глубокие мысли для парня, смысл жизни которого — рубить головы мечом.
— Мне ничего более не нужно, кроме жизни в мире и спокойствии, — откликнулся он, сидя в ближайшем к камину кресле. — Мне убивает каждый миг, проведённый в разлуке с моей возлюбленной Деей Торис.
— Я тебе завидую, — я грустно улыбнулся.
— А я полагал, что меня считают выжившим из ума, — заметил он, слегка поморщившись.
— Какое это имеет значение? Какая разница, существует ли твоя Дея Торис в действительности или это лишь плод больного воображения, — ты уверен в ее реальности и в том, что вы рано или поздно встретитесь. А вот моя Лайза мертва — я никогда больше ее не увижу.
Он не ответил — просто молча уставился на меня.
— Ты можешь быть безумным, как мартовский заяц, — продолжал я, устраиваясь на диванчике, — однако ты твёрдо убежден, что встретишься со своей принцессой Марса. Я готов лишиться последней крохи рассудка, только бы поверить — хотя бы на минуту, — что у меня есть шанс увидеть свою принцессу Земли.
— Я восхищаюсь вашим мужеством, — отозвался Джон.
— Мужеством? — повторил я, крайне удивившись.
— Если бы моя принцесса должна была умереть, у меня бы не было желания жить без нее ни единого дня, ни единого мгновения.
— Ничего общего с желанием жить.
— Тогда в чём дело?
В ответ я лишь пожал плечами.
— Инстинкт. Инерция. Не знаю. В течение прошлого года я уж точно не наслаждался жизнью.
— И это продолжается до сих пор.
— Возможно, это совсем даже не мужество, — сказал я. — Вполне может статься так, что это трусость.
— А может, на это есть какая-то причина.
— Причина? Не могу назвать ни одной.
— Тогда может быть, сама Судьба привела меня в ваш дом.
— Но ты не волшебным образом здесь материализовался, — возразил я. — Ты пришел сюда из того места, где оставил свою одежду.
— Да нет же, — он отрицательно помотал головой. — Я прогуливался по садам своего дворца рука об руку со своей принцессой, а спустя миг я уже стоял во дворе вашего дома, без доспехов и без оружия. Я попытался вернуться, но из-за метели не смог увидеть Барзум, а если он вне поля зрения, попасть туда просто невозможно.
— У тебя на всё есть готовый ответ, — устало сказал я. — Голову даю на отсечение, ты просто с ума сводишь тесты Роршаха.
— Вы знакомы со всеми своими соседями, — ответил Джон. — Вы видели меня когда-нибудь? Как вы считаете, далеко ли сможет уйти обнажённый человек в такую метель? Предупреждала ли вас полиция о сбежавшем из клиники сумасшедшем, который может объявиться в этих краях?
— Этой ночью даже полицейские из дому носу не кажут, а ты кажешься совершенно неопасным сумасшедшим, — ответил я.
— И у кого теперь готовый ответ на любой вопрос?
— Отлично. Ты — Джон Картер, Дея Торис ждет тебя где-то там наверху, Судьба привела тебя сюда, а завтра утром крайне взволнованный человек не станет искать своего потерявшегося брата или кузена.
— У вас есть мои книги, — сказал он. — Хотя бы какие-то из них. Я видел их на полке в вашем кабинете. Воспользуйтесь ими. Можете спросить у меня всё что угодно.
— И что это докажет? Есть тысячи подростков, способных пересказать их наизусть.
— Тогда, полагаю, мы проведём эту ночь в молчании.
— Нет, — возразил я. — Вопросы я тебе задам, но ответов в книгах не будет.
— Замечательно.
— Хорошо, — я собрался с мыслями. — Как ты можешь так любить женщину, вылупившуюся из яйца?
— Как вы можете любить женщину, допустим, с ирландскими, польскими или бразильскими корнями? — прозвучал встречный вопрос. — Как вы можете любить женщину другой расы? Или другого вероисповедания? Я люблю свою принцессу именно такой, какая она есть, а не такой, какой она могла бы быть, — он на секунду замолчал. — Почему вы улыбаетесь?
— Я подумал, что в этом году урожай весьма рациональных сумасшедших.
Он в ответ сделал жест в сторону одной из фотографий Лайзы.
— Полагаю, у нее с вами не было ничего общего.
— Очень даже было. Всё. Кроме происхождения, религии и воспитания. Странно, не правда ли?
— Почему же? — удивился он. — Мне, допустим, никогда не приходило в голову, что странно любить марсианскую женщину.
— Думаю, если вы способны поверить, что на Марсе вообще есть люди и что они вылупляются из яиц, то полюбить одну из марсианок не так уж сложно.
— Почему вы считаете, что верить в лучший мир — это сумасшествие? В мир красоты и рыцарства, манер и благородства? И почему я не могу полюбить самую совершенную женщину этого мира? Не сумасшествие ли верить во что-то другое? Если вы повстречали свою принцессу, будет ли разумным рвать с ней всякую связь?
— Мы не о моей принцессе говорим, — перебил я его раздражённо.
— Мы говорим о любви.
— Множество людей вокруг любят друг друга. При этом никто из-за этого не отправился на Марс.
— А сейчас мы говорим о тех жертвах, которые совершаются ради любви, — он печально улыбнулся. — Например, вот он я, посреди ночи, в сорока миллионах миль от своей принцессы, рядом с человеком, полагающим, что психлечебница — самое подходящее для меня место.
— Тогда зачем ты вернулся с Марса? — поинтересовался я.
— Это происходит без моего участия, — он помолчал, предавшись воспоминаниям. — Когда это случилось впервые, я подумал, Господь Всемогущий решил проверить меня, как проверял Иова. Я провёл десять долгих лет здесь, прежде чем смог вернуться.
— И ты никогда не задумывался, действительно ли происходящее с тобой реально?
— Античные города, впадины на дне высохших океанов, великие битвы, злобные зеленокожие воины — может быть, я их выдумал. Но я никогда не смог бы выдумать любовь к моей прекрасной принцессе — любовь была со мной каждое мгновение, каждый мой день — звук ее голоса, прикосновения к коже, аромат локонов. Не мог я этого выдумать.
