Роджер Малиссон - Последняя жертва
Она избегала смотреть ему в глаза, манеры ее были бесцеремонными.
— Пойдемте со мной.
На улице она наняла кэб, прошептав вознице адрес. Шригли спросил, куда они направляются, но она только нахмурилась и отрицательно покачала головой, упорно храня молчание до тех пор, пока экипаж со скрежетом не остановился и они не вышли наружу.
Шригли давно потерял ориентацию. Теперь они находились в убогой низменной местности, как ему показалось, в Уайтчепле.
Амелия Кроторн расплатилась с кэбменом и быстро зашагала по грязной узкой дороге, так что Шригли еле поспевал за ней.
Одетый в лохмотья пьяница шел им навстречу, пошатываясь и бормоча при этом непристойности. Чтобы не столкнуться, им пришлось отступить в грязную, заваленную мусором водосточную канаву, после чего они продолжили свой путь в глубь запущенного района по кривым, плохо освещенным улицам, чем дальше, тем больше смердящим бедностью и разрушением.
— Здравствуй, дорогой, — из тени выступила изможденная старуха и положила свою испачканную ладонь на его плечо. Шригли на секунду застыл в ужасе, когда желтый свет уличного фонаря выхватил из темноты сморщенное, истощенное лицо, словно пришедшее из голодного кошмара. Нетерпеливое восклицание Амелии Кроторн вывело его из этого состояния, он оттолкнул женщину в сторону и поспешил за своей спутницей, стараясь не слышать грязных неразборчивых проклятий старухи.
Улицы становились все темнее, а холод все сильнее, по мере того как они углублялись в самое сердце трущоб. Шригли напряженно дышал, чувствуя боль в груди, и горько сожалел о том, что решился связаться с Амелией Кроторн. Но он следовал за ней, как нитка за иголкой, понимая, что сам никогда не найдет обратной дороги.
— Мы почти пришли, — отрывисто сказала она.
Неожиданно в нескольких ярдах перед ними из двери паба вывалились двое дерущихся людей. Свет из бара упал на улицу, когда в дверях появились их буйные собутыльники, подбадривавшие драчунов грубыми пьяными выкриками. Те дрались без слов, злобно катаясь по канаве, как пара бультерьеров, в то время как девушка — причина ссоры — то всхлипывала, то начинала кричать. Амелия Кроторн остановилась и скользнула в тень, пока потасовка не закончилась.
Когда окровавленные противники и их дружки наконец разошлись, она безмолвно двинулась дальше, завернув за угол на узкую вымощенную булыжником улицу. По ней слонялись без дела с полдюжины крепких парней угрожающей наружности, которые, едва завидев прохожих, насмешливо засвистели и бросились к ним. У одного из хулиганов в руке был нож. Шригли чуть было совсем не потерял самообладание.
Напрягшись и дрожа от страха, он попытался загородить Амелию Кроторн, зная, что если хулиганы нападут, он будет не в силах защитить ее. Но женщина не проявляла признаков страха. Она нетерпеливо обошла его и направилась к главарю шайки, откинув назад капюшон плаща, чтобы тот разглядел ее лицо, и что-то прошептала.
Это произвело поразительный эффект. Хулиганы отпрянули назад, как шавки перед хлыстом, и Шригли был готов поклясться, что видел страх в их глазах. Один из них перекрестился, а другой указал пальцем на Шригли:
— Она привела еще одного?
Еще одного? Еще одного любовника, еще одну душу?
Он почти совсем окоченел и вконец измучился, когда они задержались на мгновение на пороге огромного разрушающегося здания. Он с трудом осознавал, что входит в помещение, — теплый воздух ударил ему в лицо, и он ослеп, как крот на ярком свету.
Он был в публичном доме. Комната была богато, хотя и вульгарно обставлена, и зеленые бархатные шторы, свисающие над окнами, не пропускали наружу ни одного лучика света. Полуодетые женщины, похожие на птиц с ярким цветным оперением, щебетали между собой, развалясь на диванах, и десяток пар искушенных глаз оценивал вошедшего.
Несмотря на убогость района, где был расположен бордель, женщины были довольно привлекательны. Некоторые из них улыбались, а одна девица вызывающе пошла навстречу Браерсу.
Потом они заметили Амелию Кроторн, которая перекинулась несколькими словами с похожей на попугая женщиной, сидевшей за столом у двери. Девицы сразу же замолкли и со страхом уставились на нее. Тем временем Амелия Кроторн взяла Шригли за руку и повела его к двери около внушительной лестницы в дальнем углу комнаты; ему показалось, что на лицах женщин отразилось что-то вроде жалости к нему.
Дверь выходила на грубо сколоченную деревянную лестницу. Он пошел вслед за Амелией Кроторн в расположенную ниже комнату, где чуть не задохнулся от тяжелого сладковатого запаха опиума, охватившего его со всех сторон.
— Сонное онемение причиняет боль моим чувствам, — пробормотал он под нос и хихикнул, словно ребенок.
Он был на грани истерики и психического срыва. Амелия Кроторн раздраженно посмотрела на него и остановилась.
— Возьмите себя в руки, мистер Браерс, — жестко произнесла она. — Вам лучше выпить вот это.
Бокал теплого вина со специями освежил и успокоил его.
Словно в кошмарном сне женщина провела его через слабо освещенную комнату с распластавшимися на восточных подушках людьми, которые, неподвижно взирая перед собой осоловелыми глазами, курили свою отраву, погруженные в фантастические видения и плененные эфемерными кольцами, дыма внутри собственных мозгов.
Шригли узнал одного из наркоманов, удачливого молодого поэта, блиставшего в лондонском свете. Что это был за дом?
Еще несколько ступеней вниз. В конце узкого каменного коридора возвышалась огромная деревянная дверь. К ней был прибит крест, но распятый Христос помещался вверх ногами. Амелия Кроторн повернулась к нему.
— Мы пришли.
Она открыла дверь на себя, и они вошли в подвал, напоминающий пещеру. Фигуры в масках, в белых одеяниях с капюшонами стояли на коленях перед алтарем, у которого священник в черных ризах нараспев читал непристойную пародию на мессу. Шригли встал на колени вместе с Амелией Кроторн. У него кружилась голова, и он еле заметил принесение в жертву белого петуха, мерзость, которую его заставили выпить, И кровь, которую ему как участнику священного ритуала пришлось попробовать.
Потом к нему обратился человек в черных ризах. Когда его спросили, желает ли он отдать свою душу в обмен на полнокровную жизнь до скончания века, он сказал «да»; на самом деле единственным желанием в его душе было поскорей унести ноги из этого места.
— Князь тьмы, господин ада, — произнес нараспев священник, — мы просим тебя взять себе просящего и дать ему здоровье, чтобы он мог жить и распространять твое слово в соответствии с твоим заветом. Исцели его, о Сатана!
