Монтегю Джеймс - Алтарь Барчестерского собора
Место архидиакона, расположенное с юго-восточного края, к западу от епископского престола (ныне заслуженно занимаемого превосходнейшим прелатом, являющим собой истинное украшение барчестерской епархии), выделяется некоторыми любопытными украшениями. Помимо гербов декана Уэста, попечением которого отделку алтаря и хоров удалось довести до конца, с восточной стороны аналоя можно увидеть три небольшие, но весьма гротескные аллегорические деревянные скульптуры. Одна из них представляет собой изящно выполненное изображение припавшей к земле кошки, великолепно передающее хищную грацию этого опасного врага genus Mus.[7] Напротив находится фигурка, восседающая на троне и наделенная монаршими регалиями, однако резчик стремился изобразить отнюдь не земного властелина. Ноги его скрыты полами длинного одеяния, однако торчащие из под королевского венца длинные уши и изогнутые рожки, равно как и покоящаяся на колене рука, что заканчивается устрашающей длины и остроты когтями, изобличают адское происхождение. Между этими двумя фигурами расположена статуэтка, облаченная в длинную мантию. С первого взгляда, из-за накинутого на голову капюшона и свешивающейся с пояса, завязанной узлом веревки, может показаться, будто это монах, «брат серого ордена», однако при чуть более пристальном рассмотрении обнаруживается ошибочность подобного заключения. Становится ясно, что частично скрытая драпировкой веревка, конец которой зажат в руке, есть не что иное, как удавка, или петля висельника, а производящие страшное впечатление черты изможденного, с язвами на скулах лица наводят на мысль о Царе Ужаса. Все три скульптуры вышли из-под резца весьма искусного мастера, и случись кому-либо из тех, с кем вы состоите в переписке, пролить свет на их происхождение, я буду весьма признателен.
Мне удалось отыскать в бумагах некоторые дополнительные сведения, а поскольку описанные фигурки не сохранились и имеют непосредственное отношение к нашему повествованию, позволю себе привести следующий параграф:
Позднейшие разыскания позволили мне обнаружить в документах Капитула указания на то, что резьба на хорах и алтаре не являлась, вопреки распространенному мнению, работой голландских мастеров, а была выполнена неким местным уроженцем по фамилии Остин. На изготовление скульптур пошла древесина дуба, срубленного на принадлежащем декану и Капитулу участке, именуемом Холивуд. В свое недавнее посещение тамошнего прихода я услышал от весьма уважаемых и заслуживающих доверия старожилов, что с росшим почти в самой середине рощи старым и большим дубом был связан любопытный обычай. Это дерево именовалось «Дубом Висельников», справедливость какового названия подтверждалась находившимся во множестве в почве у его корней человеческими костями, и в определенные дни суеверные сельчане, желавшие добиться успеха в любви или делах, развешивали на его ветвях неказистых маленьких куколок, изготовленных из соломы, прутиков и тому подобных подручных материалов.
Однако довольно археологических изысканий: вернемся к тем сведениям о деятельности архидиакона, которые можно почерпнуть из его дневников. Первые, уже поминавшиеся выше три года он провел в рьяных и неустанных трудах, сохраняя при этом неизменную доброжелательность и бодрость духа. В этот период Хэйнз заслуженно приобрел репутацию весьма радушного и учтивого человека, что нашло отражение в некрологе. Однако создается впечатление, будто к концу указанного срока над ним нависла тень, становящая со временем все более зловещей и мрачной. Могу предположить, что это отражалось и в его поведении, однако большую часть своих страхов и тревог Хэйнз поверял лишь дневнику. Он не находил другой отдушины, ибо не был женат, да и сестра жила с ним не все время. Да и в дневник, если я не ошибаюсь, попало отнюдь не все, что мог бы рассказать этот человек. Приведем несколько выдержек:
30 авг. 1816 г. Дни начинают тянуться ощутимее, чем когда бы то ни было. Теперь, после приведения в порядок бумаг, связанных с обязанностями архидиакона, мне следует найти какое-либо дополнительное занятие, дабы заполнить долгие осенние и зимние вечера. Как жаль, что здоровье Летиции не позволяет ей остаться на это время со мной. Но почему бы мне не продолжить работу над тезисами «В защиту Епископальной церкви»? Дай Бог, это поможет отвлечься.
15 сент. Летиция покинула меня и уехала в Брайтон.
11 октября. Впервые во время вечерней молитвы пришлось зажечь свечи. Для меня это стало потрясением: оказывается темнота внушает мне страх.
17 ноября. С удивлением обнаружил, что за причудливая резьба украшает мой аналой. Странно, что я раньше не обращал на нее внимания. Впрочем, и сейчас это произошло в силу неприятной случайности: стыдно признаться, но во время Magnificat[8] меня едва не одолел сон, при этом моя рука покоилась на одной из фигурок, ближайшей из трех. Я не смотрел в том направлении и ничего не замечал, пока с удивлением не ощутил под ладонью вместо дерева довольно жесткий мех, и даже почувствовал движение, словно животное поворачивало голову, чтобы меня укусить. Сон мигом слетел, но боюсь, что при пробуждении у меня невольно вырвалось приглушенное восклицание — иначе с чего бы господин казначей обернулся в мою сторону? Неприятное ощущение оказалось очень сильным и стойким: я даже поймал себя на том, что непроизвольно вытер руку о стихарь. Однако происшествие побудило меня рассмотреть как следует ранее не особо привлекавшие меня статуэтки, и я впервые понял, что они выполнены с поразительным мастерством.
6 дек. Мне очень недостает общества Летиции. Стоит мне оторваться от работы над своей «Защитой», и вечера становятся просто невыносимыми. Этот дом слишком велик для одного человека, а гости бывают у меня редко. И вот, когда я направляюсь к себе в комнату, мне трудно отделаться от неприятного чувства, будто там кто-то есть. Но еще хуже то, что я (уж себе-то в этом можно признаться) слышу голоса. Конечно, это можно счесть признаком надвигающегося безумия, однако надеюсь, мне все же не стоит беспокоиться на этот счет. В нашем роду никто не страдал душевными расстройствами, так что лучше не раскисать, а сосредоточиться на работе, на скрупулезном выполнении своих обязанностей. Вне всякого сомнения, это будет лучшим лекарством.
1 янв. Должен признаться, тревога моя возрастает. Прошлой ночью, вернувшись заполночь из дома декана, я зажег свечу и дошел почти до самого верха лестницы, когда кто-то шепнул мне в ухо: «С Новым годом». Слова прозвучали совершенно отчетливо, с характерным произношением. Страшно подумать, что могло бы произойти, урони я с перепугу свечу. Но мне удалось совладать с собой, одолеть последний пролет и благополучно запереться в своей спальне.
