Владимир Александрович - Браслет Изиды
Пильмана считают евреем. На самом ли деле он еврей — неизвестно; он скорее походит на грека или индуса и имеет такой вид, что никто не определил бы наверняка его национальности.
Зимой Пильман все дни проводит в лавке, а летом куда-то уезжает. Говорят, что он ездит скупать вещи.
Все любители старинных вещей в Петербурге знают лавку Пильмана. Всем известно, что он умеет угодить покупателю. Пильман помнит историю каждой продаваемой вещи, рассказывает ее посетителю, и редко бывает, чтобы зашедший к нему уходил с пустыми руками. Старьевщик знает толк в вещах, а еще лучше знает человеческое сердце. Если какому-нибудь любителю нужно купить что-нибудь редкое для подарка — он идет к Пильману, уверенный, что купленная вещь понравится тому, кому она предназначается.
Хотя Пильман, по-видимому, торгует только старинными вещами и редкостями, но на самом деле он продает лучшие драгоценные камни, и интересные камни можно найти только у него. Почти все они старинной грани и редкой формы. Откуда они к нему попадают — никто не знает, да и не спрашивает.
Нельзя, однако, поручиться, что придя в лавку Пильмана для покупки камней, их непременно увидишь и приобретешь то, что нужно.
Пильман продает только то, что хочет, а не то, что у него намеревались купить. По первому взгляду на вошедшего в лавку покупателя он уже создает о нем свое мнение, а в разговоре с ним — определяет характер вещи, которую нужно показать, чтобы удовлетворить его желание. Иногда он отказывается показывать драгоценные вещи, ссылаясь на то, что они все распроданы. Это случается, когда покупатель ему почему-либо не нравится. Если же посетитель лавки, по определению Пильмана, знает толк в камнях и любит их, то открывается железный шкап, и оттуда выкладываются скрытые в нем старинные браслеты, кольца, ожерелья и отдельные драгоценные камни. Несмотря, однако, на громадный выбор камней и украшений, у него никто никогда не видал ни одной жемчужины — он их не любит и не держит в лавке.
— Зашел как-то к Пильману и я, — рассказывал Евгений Семенович, — и почему-то сразу ему понравился. Шкап открылся, и на столе заблестели положенные на отдельные тарелочки камни всех цветов. Не было только брильянтов, рубинов и, конечно, неприятных хозяину жемчугов.
Осмотрев внимательно камни, я обратился к Пильману:
— Камни очень хороши, Пильман, но мне хотелось бы купить или нитку жемчуга, или хороший брильянт. Только старый. В старину гранильщики знали, как надо шлифовать камни, — правда?
— Правда, господин, но почему ты хочешь купить жемчуг? Ведь жемчуг — слезы. Зачем тебе слезы? Ты купи то, что я тебе покажу. Перед Богом говорю — не покупай жемчуга. Разве ты не слыхал, что он приносит несчастье? Я не хочу, чтобы твоя милая умерла. Вот смотри, вся лавка в твоем распоряжении — выбирай, что хочешь. А может быть, тебе и в самом деле нужен старый брильянт?
Тут Пильман остановился, а потом шепотом добавил:
— Ты знаешь, он светится и в темноте. Вот, бери, гляди, держи его так. Ты умеешь обращаться с камнями. Вах, вах, кто научил тебя этому? Я тридцать лет сижу в лавке и вижу в первый раз, чтобы покупатель знал настоящий толк в камнях и умел с ними обращаться. Извини, господин, я всегда говорю правду. Бери этот камень — видишь, как он сверкает? Или вот этот; он, правда, желтоват, но зато какая игра! Что скажешь, господин? Не нравится? Уф, ну я покажу тебе камни, какие я редко показываю.
Пильман достал из шкапа коробочку и высыпал из нее на блюдце разные камни и кольца, а потом обратился ко мне:
— Что, хороши? Звезды, а не камни. А эти рубины? Кровь, настоящая кровь Стар я, господин, силы ушли от меня, а как взгляну на эти камни, так и помолодею. Посмотри на меня: мое лицо в морщинах, руки совсем высохли, нет у меня сил, а клянусь тебе, что взглянув на камни, я ожил — меня помолодил цвет этих рубинов. Что, по-твоему, лучше, господин: этот рубин или этот брильянт? Оба горят и оба светятся. Ну, конечно, рубин. Вот это камни. Смотри, как горит рубин. Вот он — огонь любви. Гляди на это кольцо. Видишь, как сверкает? Рубин — это женщина, а рядом блестит брильянт — это ее возлюбленный. Как он играет и переливается всеми цветами! Смотри, как красный цвет рубина отражается в нем. Поверни кольцо, вот так. Видишь, брильянт покраснел, в нем зажглись красные огни, он весь загорелся — он горит любовью. Вот она, душа камней, — понял, господин? Да, в любви нет законов — все правила и запреты сгорают в ее пламени, как солома. От любви брильянт сделался красным, а рубин засверкал, как звезда, — все перепуталось, все смешала любовь. Вот это драгоценные камни, а не те, что лежат на блюдце. Впрочем, для непонимающих те тоже драгоценны. Смотри, вот сапфир. Ну, что в нем? Синее стекло, а это лучший из сапфиров, которые я знаю. Где у него душа? Шлифовка хорошая, он сделан хорошо — верх круглый, пузатый, совсем как брюхо муллы, а блеск холодный… Зато важности сколько — совсем как у муллы. Положи его, господин, — не стоит на него смотреть. Ну, а этот изумруд? Ну, что в нем? Правда, он горит, как горят глаза змеи. А что в них хорошего? Все это дрянь, все это стекло, а не камни. Я вижу, ты глядишь на браслет. Ну, что ты нашел в нем хорошего? Ведь в нем камня нет. Интересный браслет, господин. О, я вижу, ты знаешь толк в вещах.
Пильман умолк и, взяв браслет в руки, стал его рассматривать.
— Браслет, как видишь, золотой, в виде скобы, весь испещренный иероглифическими надписями, расположенными вокруг большого голубого камня вроде бирюзы. Посмотри на камень, господин. Это не бирюза, это — старинная египетская мастика, а браслет дутый, пустой, как и теперь иногда делают. Надень его на руку. Вот так, выше. Теперь подыши на него. Дыши на камень. Подольше… Согрей его еще… еще… Ну, теперь хорошо. Гляди теперь на камень. Видишь, на нем появилось женское лицо?
— Да, вижу.
— А ты слышишь запах от браслета?
— Да, он пахнет какой-то смолой.
— Это — редкая вещь, господин. Я его не продаю. Такого браслета ты нигде не найдешь. Ты любишь редкие вещи — я вижу, у тебя и глаза заблестели. Ну, хорошо, я тебе его, пожалуй, продам, если дашь, сколько за него спрошу. Согласен? Эх, жалко мне с ним расставаться.
Пильман взглянул на браслет, потом взвесил его на руке и назначил за него такую цену, как будто мастика была драгоценным камнем.
— Да вы с ума сошли! — воскликнул я.
— Есть деньги — бери, а нет — не надо. Я не торгуюсь, — и с этими словами Пильман положил браслет в карман и стал быстро собирать разложенные на столе камни и другие вещи и укладывать их в шкап.
Браслет меня настолько заинтересовал, что, подумав немного, я заявил старьевщику, что покупаю браслет.
